Глеб Шульпяков - Цунами

“Держите его! Скорее!”

“Ха-ха-ха!” – “О-хо-хо!”

“Все равно мы поймаем тебя, человек-паук!”

“Не так-то легко это будет сделать, ребята!”

/

В трамвае устроилась парочка, судя по виду – студенты. Парнишка с компьютером, показывает кино девушке. Персонажи фильма гундосят дурными голосами.

Что на меня нашло в тот момент? Не знаю. Всю злость, ярость – на город, на самого себя, на все, что со мной случилось, – выплеснул на них.

/

“Кто ты такой, скажи нам?”

“Берегитесь, это человек-паук!”

/

Я схватил компьютер за край монитора. Они разом, как птички, подняли головы. “Какие бесцветные, одинаковые глаза!” От удара экран отскочил, но провода не разъединились. Из динамиков хрипели звуки, и мне пришлось несколько раз ударить ногой. В наступившей тишине девчонка заскулила. Парень не мигая уставился перед собой. Его щеки быстро покрывались детским румянцем.

Девчонка двигалась на четвереньках к выходу. Полы пальто разъехались, видны ляжки в мини-юбке.

Парнишка смотрел на нее, на меня. Я понял, что он /читает/ мои мысли.

Перешагнув монитор, одним движением задрал ей юбку. Она опустила голову, как овца. Оглянулся на парня – тот пялился на тощую задницу в дешевых колготках.

“Памятник пограничникам Отечества” – двери трамвая распахнулись.

Я соскочил с подножки.

Фильм назывался “Завороженный”.

На экране появилась породистая крупная блондинка.

– Ты думаешь, Алекс Брюлов не способен сложить два и два? Он держал это в руке!

Старик, похожий на Айболита, показал опасную бритву.

//

/- /Рассудок его болен, но сердцем он чист! /- /Блондинка встала перед ним на колени.

Дальнейший диалог происходил на повышенных тонах.

– Ты влюблен, как школьница в обманщика, – я звоню в полицию!

– Нет!

– Он убил доктора Эдвардса!

– Человек не может сделать то, что противоречит его сущности.

– А ты знаешь его сущность?

– Знаю! Дай мне время – и я вылечу его!

– Да, но прежде он зарежет нас, а потом сожжет дом.

– Прошу тебя! Может быть, все это просто его фантазии…

Сперва мне показалось, что в кинозале никого нет. Но потом заметил, что на галерке кто-то сидит. И точно так же прикладывается к рюмке.

– Место я точно определить не могу… Похоже на игорный дом… Только на окнах шторы с нарисованными глазами.

Это говорил молодой брюнет.

– Потом пришел человек с ножницами и разрезал штору. Оттуда вышла голая девушка и принялась целовать всех подряд… Она немного напоминала Констанцию… – Он снова поморщился.

– Я начал играть в карты с бородатым человеком. У меня была крестовая семерка, он сказал “двадцать одно”, хотя карты его были пусты. И тогда вошел хозяин. Он стал кричать: “Я здесь хозяин!

Будешь жульничать – убью тебя!”

На последнем ряду хлопнуло сиденье. Те двое, брюнет и блондинка, замолчали. Облокотившись на рояль, они смотрели на меня и беззвучно, одними губами, посмеивались. Как будто не я – они следят за мной.

Так продолжалось несколько секунд. Их красивые улыбающиеся лица двоились в крышке рояля. Они смотрели на меня прозрачными, огромными глазами. И пока я метался по залу, смеялись – беззвучно, надменно.

Презрительно.

Я простоял на Трешке час, но с тубусом никто не явился. Только нищий подваливал пару раз, тянул руку. А больше моей персоной не интересовались.

“Могли вычислить по IP компьютера, элементарно”.

“Операции через московский банкомат – опять же”.

“В конце концов, заметили свет в окне!”

По количеству проколов шпион из меня выходил никудышный.

“Письма-то /из-за границы/ я отправлял с его машины…”

– Это вы, что ли?

Женщина, лет сорок. Лицо красивое, но какое-то изможденное. Нервное.

Длинное дорогое пальто, под ним несуразно короткая юбка и колготки в сетку.

– Скажите, что с ним?

Схватив меня за рукава, она ловила взгляд, и я поразился ее прозрачно-голубым глазам.

– Все в порядке…

– Он жив? Ну, отвечайте!

Голос срывался, она закашлялась. Закурила – не отводя глаз. Как будто читала по жестам, по мимике.

– Вы вообще – кто?

– А вы?

Она усмехнулась, выпустила дым.

– Какая вам разница? Если рассказывать, времени не хватит. А впрочем, в двух словах можно. Можно! Смешно, правда? Вся жизнь – в двух словах…

В разговор то и дело вклинивался голос рекламщика, я взял ее под руку. В церковном сквере, где мы уселись, ворковали голуби.

– Роман длиною в двадцать лет, а не женаты. Все не бросала, надеялась. А потом – раз, и трамвай уехал, молодость кончилась. Сын вырос, женился. Кому ты нужна? Никому.