Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга II

Соня получила от Ципкина письмо из Парижа — два исписанных листка. Она прочла:

Дорогая Сонечка, давно хотел тебе написать, но не знал твоего адреса. Когда я уезжал из Варшавы, у тебя не было постоянного жилья, было неизвестно, чем ты будешь заниматься и где окажешься завтра. Я узнал от родителей, что ты скитаешься по углам, и могу то же самое сказать о себе. За последние пару месяцев я сменил столько гостиниц, меблированных и всяких прочих комнат, что просто голова кругом. Должен тебе сказать, что я так и не сообщил родителям всех обстоятельств своего отъезда, хотя она требовала этого при каждом удобном случае. Инстинкт сразу подсказал мне, что эта авантюра долго не продлится. По письмам от родителей я вижу, что ты выполнила обещание ничего им не говорить, и я благодарю тебя за это от всей души. Я думал, что они узнают обо всем от Сабины, но она тоже молчит. Хорошо, что их не втянули в это болото.

Да, моя милая Соня, ты была права, тысячу раз права. Я поступил, как глупец и самоубийца. Я всегда считал себя практичным человеком, а тебя романтичной барышней, но должен признать, что ты разбираешься в людях гораздо лучше меня. Даже не могу рассказать, сколько я испытал за это время. Кажется, с тех пор как я уехал из Варшавы, прошли не месяцы, а годы. Мне уже не верится, что у меня есть сын, хотя я безумно скучаю по Кубусю, не забываю о нем ни на минуту и часто вижу его во сне. Понимаю, что не должен вываливать на тебя эту грязь, но нужно кому-нибудь выговориться. Я буквально раздавлен, и морально, и физически, поэтому выложу тебе всё. Наверно, я бы покончил с собой, если бы не папа с мамой. Не хочу причинить им такое горе на старости лет. У них и так не очень-то сладкая жизнь.

Если бы я захотел рассказать тебе обо всех своих злоключениях, обо всем, что я вытерпел от этой авантюристки, пришлось бы написать целую книгу. Так что буду краток. Едва мы уехали из Польши, она совершенно переменилась, в нее словно какой-то бес вселился. Она стала ужасно нервной, начала жаловаться, что скучает по детям, что она больна, что она сделала глупость и так далее. В Берлине она так оскорбила горничную, что я не смог поверить своим ушам. Она стала ужасно скупой, ругалась с официантами и с кем ни попадя, постоянно напоминала, что у меня нет денег. Вдруг ей пришла в голову безумная идея: ехать не прямо в Париж, а сначала в Монте-Карло. Там в гостинице она познакомилась с евреем из России, неким Миркиным. Чтобы описать этого типа, надо быть Тургеневым или Прусом. У него есть привычка: он просыпается среди ночи и требует подать жареную утку. Он везде появляется с телохранителем, который еще приводит ему уличных девок. Прости за такие слова, но это правда. Денег у него как грязи, он экспортирует меха из Сибири в Западную Европу, продает бухарские ковры и черт знает что еще. У него где-то жена и взрослые дети, ему лет шестьдесят пять, не меньше, и вдобавок он слеп на один глаз. Ты бы видела, как быстро спелись эти два проходимца, он и Клара. Будто уже сто лет знакомы. Я сразу словно перестал для нее существовать. Когда-то она продала себя Калману Якоби, а теперь нашла еще более старого и отвратительного. Калман-то хотя бы человек порядочный.

Сонечка, ты, наверно, смеешься, читая эти строки. Ведь ты меня предупреждала. И почему я тебя не послушался? Надо было плюнуть сразу же, но я был растерян и совершенно измучен всеми этими событиями. У меня просто не было сил принять какое-нибудь решение. Я, как последний идиот, потащился с ней в Монте-Карло и получил по заслугам сполна, а может, и чересчур. Там этот старый пес начал играть в рулетку и спустил несколько тысяч. Клара тоже захотела испытать судьбу и тоже проиграла больше тысячи рублей. Похоже, у нее были великие планы: она хотела увести этого Миркина у жены и опять стать миллионершей. Но он тоже не дурак. Пока ему не надоело, он развлекался с ней, кормил ее икрой и поил шампанским, но потом получил какую-то телеграмму (а может, и соврал, что получил) и срочно уехал. Обещал вернуться, даже оставил в Монте-Карло своего секретаря или кто он там ему. Черт его знает, что он придумал, но, так или иначе, его секретарь тоже скоро исчез. Разумеется, наши отношения на этом закончились. Я увидел всю ее жестокость. Сонечка, ты не поверишь, но были дни, когда я буквально голодал. Двести рублей, которые у меня были, ушли на дорожные расходы. Короче говоря, мы простились, вернее, расстались, не простившись. Она потом еще пыталась помириться, загладить свою вину, но, каким бы негодяем я ни был, все-таки я пал не так низко, как она. Я ушел от нее с проклятиями на устах, но проклинал я не столько ее (грязь — она и есть грязь, что с нее возьмешь), сколько себя и свою глупость. Я долго не решался написать Сабине, просто не мог. В конце концов написал, но она не ответила, и я не могу ее за это осуждать. Я предал всех и вся: ее, себя, сына. Но самое страшное, что я полностью потерял уважение к себе. Ужасно каждый день засыпать и просыпаться с мыслью, что ты подонок и тряпка. Надеюсь, ты никогда не испытаешь ничего подобного.