Владимир Орлов - Бубновый валет

Это было ночью. А перед тем, днем на тренировке, я оконфузился. Юлька, зная, что после беготни с мячом мы примемся пить пиво, отвлекшись от Анкудиной, бросила мне в сумку четыре воблы (свежайших, с икрой, из подвала на Кировской). А я и бегать как следует не мог. Был вял, подкаты исполнял грязно, мяч отскакивал от моих ног.

– Ну, Куделин, ты резкость и скорость потерял, – расстроился наш капитан Капустин. – В пятницу в основу ставить нельзя. Надо же, как тебя изнурили медовые недели.

Башкатов в жокейском картузе, вышедший поглазеть на наши развлечения (и воздухом подышать), вступил с Капустиным в полемику:

– Да это теперь и никакой не Куделин! Это вылитый Аркадий Счастливцев! Его не только изнурили медовыми утехами, но и перекормили! Братец Аркаша, тебе еще не приходило в голову: “А не удавиться ли мне?” Если не приходило, то через два дня придет!

– Ты ему просто завидуешь, – сказал Серега Топилин.

– Конечно, завидую! – согласился Башкатов. – Еще бы не завидовать. Такую женщину от всех увел. Он даже солонками не интересуется! Ты забыл о солонке-то, женишок? А зря. И ведь удавится, удавится! Помяните мое слово. И мы повезем его на орудийном лафете…

Через день слово “женишок” я услышал от Валерии Борисовны. Затем я был произведен в жениха. Но сначала-то – похлопыванием по плечу или поглаживанием кудрей – прозвучало именно “женишок”… Впрочем, разговор начинался интимно-государственный. Речь пошла о свадьбе. “Ты хоть намерен жениться-то?” – все же спросила Валерия Борисовна с очевидной даже робостью. “Неукоснительно и бесповоротно!” – ответствовал я, приняв стойку “смирно” и каблуками щелкнув. “Срок-то вы оговорили?” – “Какой срок?” – “Ну, день свадьбы…” – “Нет”, – сказал я. О свадьбе мы не имели бесед, пусть даже и мечтательных. О походе в ЗАГС к маршу Мендельсона – тем более. После первой нашей близости и моего предложения Юлия заявила: “Ты дурак, что ли? А мне это надо?” Теперь новых предложений я не делал, чтобы не нарваться на непонимание и ожидая Юлькиных инициатив. Но инициатив не последовало, а меня юридическая невесомость (мы – одно, сами по себе, ни от кого не зависим) как бы даже и устраивала. И слова Валерии Борисовны оказались для меня чуть ли не врасплошными. “Юлька сказала, что вы договорились играть свадьбу, – услышал я от нее, – в конце ноября – в начале декабря”. “Но…” – замямлил было я. “Я понимаю, миленький, ты спешишь, – прервала меня Валерия Борисовна, – но надо потерпеть, потерпеть! Время необходимо. И Юлечке платье сшить, и мне, и у тебя небось нет хорошего черного костюма…” – “Какого еще черного костюма?” – заворчал я. Но Валерия Борисовна меня не слышала: “И главное не в нарядах, а в самой свадьбе. Сколько людей следует собрать! И заранее пригласить, что важно! А весь список должен обдумать Иван Григорьевич…” И тут мне было открыто вот что. Сам Иван Григорьевич Корабельников дал благословение на замужество Юлии, а стало быть, и на свадьбу. Сегодня Иван Григорьевич улетает в Латинскую Америку во главе важнейшей делегации, узнаешь из газет, будет там встречаться с президентами, улаживать обидный конфликт, на интеллектуальном уровне, поэтому именно его и снарядили, и если удастся – подписать выгодные нам документы. Очень ответственная миссия. И для страны, и для самого Ивана Григорьевича. Последние дни, понятно, он сидел весь заваленный бумагами, можно сказать, и, очумевший, на нее, Валерию Борисовну, рычал, и все же она втолкнулась, вклинилась в его дела, раздвинула их словами о свадьбе. Иван Григорьевич и сам поинтересовался, где пропадает Юлька, тут Валерия Борисовна и преподнесла ему историю любви не хуже Шекспира, на крайний случай – Щипачева. Растроганный Иван Григорьевич только и спросил: “Ну а как Юлька сама?” Ответ был понятно какой. Спросил он и: “А что за парень-то?” И тут ответ был вразумительный: служит в престижной газете, перспективный, только что получил премию за лучший материал месяца. “Основательный хоть?” – “Куда уж основательнее!” – обрадовала мужа Валерия Борисовна.

"Родители?” И социальное положение родителей снимало беспокойства Ивана Григорьевича. Кто еще мог быть лучше и благороднее гегемонов, пусть и на пенсии? Вернувшись с Анд (или Кордильер, что у них там?) и доложив верховным вождям, Иван Григорьевич с удовольствием окунется в устроение свадьбы, даже в режиссуру ее. Он обожает подобные действа. И как расположить столы, и как рассадить гостей. Ведь ты догадываешься, какие у него друзья, иные из них и с капризами… А их жены! Да, чуть не забыла о главном! С твоими же родителями предстоит знакомство и совет! Они когда вернутся в Москву? К началу ноября? Вот сразу и устроим заздравное застолье. Кто будет из молодежи – это вам с Юлией определять. Костюмом твоим займусь я. Отведу тебя в наше ателье, там мастера классные, а возьмут с нас копейки… Напоследок Валерия Борисовна вспомнила, что ей еще нужно посоветоваться со знакомыми гадалками и звездочетами, те-то точно изберут день свадьбы… “А что это ты поскучнел? – поинтересовалась Валерия Борисовна. – Или тебе все это не по душе?” – “Как-то громоздко, тяжеловесно… – поморщился я. – Церемонии все эти…” – “Но это же на всю жизнь! Это же чудно!” Глаза Валерии Борисовны блестели. Только что она была вдохновенной и удачливой свахой. Теперь же она превращалась во владетельную распорядительницу бала. Какими нарядами она удивит публику, какими драгоценностями! Она заключила: “И гостям надо дать радость на всю жизнь!”