Владимир Орлов - Бубновый валет

Мрачный подошел к книжному шкафу и одарил меня темно-синим томом избранных статей и речей М. А. Суслова.

– Нет, – помотал я головой. – У меня не выйдет…

– Вы откройте книгу и прочтите что-нибудь, – настаивал Старший. Убеждал тоном приказа.

Я не хотел раздражать собеседников, даже был готов угодить им, открыл сочинения М. А. Суслова и принялся читать какой-то пассаж о ревизионистах и оппортунистах, интонации и выговор Михаила Андреевича у меня не возникли, но слушатели мои отчего-то рассмеялись.

– Не выходит, – стал я оправдываться. – Я не могу по принуждению…

– Да мы вас, Куделин, и не принуждаем, – сказал Старший. – Не можете или не хотите, ну и ладно. Тем более что мы прослушивали запись вашего недавнего исполнения роли Михаила Андреевича. Оно нас позабавило.

– Очень, очень позабавило! – рассмеялся Мрачный.

Вошел Коля и доставил к столу три чашки с чаем и конфеты “Полет” в сахарнице. Восприняв к исполнению кивок Старшего, из комнаты удалился.

– Угощайтесь, Куделин, – предложил Старший, – и конфету берите. Да что вы так волнуетесь, вона как рука у вас трясется, чашку до рта донести не можете. Поверьте, ничего плохого в ваших актерских опытах мы не видим…

– Более никогда таких опытов не будет, – пообещал я жалостливо, будто третьеклассник, поставленный в угол за курение и вынуждаемый отказаться от дурной привычки.

– Да изображайте вы кого хотите на здоровье, – поощрил меня Старший. – Только без зла…

– И этого… вашего-то… уважаемого… не убудет, – поддержал его Мрачный. – Вон про Василия Ивановича сколько шутят. А он не становится от этих шуток ни мельче, ни глупее. А уж ваш-то персонаж достоин и не таких…

Сразу же последовал обмен репликами моих собеседников, показавшимися мне, мягко сказать, странными. Из них следовало, что собеседники к “моему персонажу” относятся без всякого почтения, что он достоин чуть ли не матерных слов… Впрочем, словно остудив себя, собеседники сошлись на мнении, что и от таких догматиков и ортодоксов случается польза, они способны довести дело до абсурда, за которым откроется здравый смысл… Я сидел, заклеив рот, в недоумении, не понимая: то ли Старший с Мрачным говорят всерьез, то ли подталкивают меня к произнесению простодушных слов, после которых мышеловку можно будет и захлопнуть.

– Ладно, – сказал Старший. – Вы, Куделин, как мы знаем, человек сообразительный и, какие бы мы кружева ни плели, просечете, в чем наш интерес, и выявите, каков был наш ключевой вопрос. А потому я сразу вам и задаю его. Правда ли, что Ахметьев попросил вас дать ему на несколько дней будильник и еще какие-то вещи и вы согласились выполнить его просьбу?

Я понял, что врать было бы бессмысленно.

– Я не могу подтвердить, – сказал я, – что именно Ахметьев забрал будильник и какие-то вещи. Я этого не видел.

– Это не имеет значения, – недовольно произнес Старший. – Вы отвечайте на мой вопрос.

– Он меня ни о чем не просил, – сказал я. – И я ему ничего не обещал.

– Н-да… – протянул Старший и взглянул на Мрачного. И видно было, что они расстроились.

– Сорока… Сорока… – пробормотал Мрачный, пальцы его забарабанили по столу.

Возможно, случай с будильником подтвердил некие опасения моих собеседников. Или не опасения… Но что тогда?..

– Скорее всего, он пошутил, – заспешил я. – И ничего такого злобного он не говорил. Я во всяком случае не помню…

– Слова, которые произносил Ахметьев, нам известны, – сказал Старший. – И они нас никак не трогают. А вот будильник… Ну ладно… Куделин, мы обязаны извиниться за то, что общение с вами провели своеобразным способом… Поступили сведения, на которые нельзя было не отозваться… Служебный долг… Мы и вынуждены были познакомиться с вами… Полагаю, вы понимаете: ни о разговоре, ни о месте его никому ни слова. В числе прочих – и Ахметьеву… Единственно, как человек, к кому он расположен, вы можете посоветовать ему быть менее беспечным.

– И не шутить с будильниками, – подсказал Мрачный.

– Вот-вот, – кивнул Старший. – Ведь Ахметьев умеет писать ценные тексты.

– Очень, очень важные для страны, – заулыбался Мрачный.

– А я, Куделин, посоветовал бы вам раза два послушать песенку нашей Эдиты… На чем у нее, Миша, кто-то там играет?

– На тромбоне и трубе, Всеволод Павлович, – сказал Мрачный. – А вы, Куделин, такой здоровяк, руки нам чуть не поломали, а не можете кому-то в морду дать… Чтобы работникам не приходилось заниматься лишними, делами…