Хуан Хосе Арреола - Выдумки на любой вкус

Свечки погасли в полночь. И тогда жена Иларио в своем углу заплакала в голос. Не по ребенку — его ведь уже прибрал Господь, а из-за того, что нет больше свечек и ей жалко оставлять своего ангелочка в этакой темени.

Дон Тачо узнал о ребенке и дал Иларио лишних два песо на покупку гроба. Тот купил синий гробик, совсем маленький, как коробка для обуви. Гробик украшен разноцветными камушками, а сверху на крышке — ангелочек, крылья расправил.

Вечером Иларио пошел на кладбище с коробкой под мышкой. Там поругался с могильщиком — тот выкопал совсем мелкую могилку, глубиной в полметра. Иларио взял лопату и копал, пока не зашло солнце.

В те времена все стоило дешевле, батраки зарабатывали по шестьдесят сентаво в день, а крысиные хвосты шли по десять. Сторожу на поле платили двадцать пять сентаво, чтобы он весь день разгонял воронов своей пращой.

Сын Иларио родился и умер, когда закончен был сев. Когда вороны летают над полями и ищут в бороздах нежные ростки маиса, только что взошедшие, блестящие, как зеленые звездочки.

1949

Решив опубликовать этот рассказ, я ничем себя не ограничивал, разве что изменил имена, что вполне объяснимо, поскольку речь идет о событиях еще не законченных, на развязку которых я надеюсь повлиять.

Как сразу же поймут читатели, я имею в виду ту самую историю любви, о которой в обществе с каждым днем говорят все больше гадостей и пошлостей. Я вознамерился вернуть ей благородство, рассказав все, как есть, и буду вполне удовлетворен, если мне удастся отмыть ее от слова «адюльтер». Я бестрепетно пишу это ужасное слово, потому что уверен, что для многих, как и для меня, оно в конце повествования сотрется в прах; сотрется, когда будут до конца осознаны два обстоятельства, которыми сейчас, кажется, все пренебрегают: добродетельность Тересы и благородство Хильберто.

Мой рассказ — последняя попытка достойно разрешить конфликт, назревший в одном из семейств нашего городка. Автор пока в роли жертвы. Смирившись со своим тяжелым положением, он молит небеса, чтобы никто не заменил его в этой роли, чтобы его оставили наедине со всеобщим непониманием.

Я называю себя жертвой, лишь потрафляя общественному мнению. В глубине души я сознаю, что жертвы жестокой судьбы — мы. все трое, и не стану выставлять свою боль на первый план. Я видел вблизи, как страдают Хильберто и Хереса; я наблюдал и их так называемое счастье и нашел его мучительным, потому что оно тайное и виноватое, хоть я с превеликой радостью согласился бы сунуть руку в огонь, чтобы доказать их невиновность. Все происходило на моих глазах и на глазах всего общества, того самого общества, что сейчас притворяется оскорбленным и разгневанным, как будто раньше ни о чем не подозревало. Конечно, не мне судить, где начинается и где кончается частная жизнь человека. Однако смею утверждать, что всякий имеет право смотреть на вещи с той стороны, с какой ему удобнее, и решать свои проблемы так, как считает нужным.

Пусть никого не удивляет и не тревожит, что я сам, первый открываю окна своего дома и выставляю то, что там происходит, на всеобщее обозрение. Это еще самое меньшее, что я намерен здесь проделать.

С тех пор, как я понял, что постоянные дружеские визиты Хильберто вызывают толки, я наметил себе линию поведения, которой неуклонно придерживаюсь. Я решил ничего не скрывать, жить на виду, дабы не накрыла нас тяжелая тень скрытности. Так как речь шла о чистом чувстве благородных людей, я сделал все, чтобы его видели остальные; пусть рассмотрят его со всех сторон. А когда дружба, которой сначала в равной степени наслаждались и я, и моя жена, стала приобретать специфический характер, скрывать что-либо и вовсе не годилось. Я это понял с самого начала, потому что у меня, в отличие от некоторых, имеются глаза, и я вижу, что творится вокруг.

Сначала, впрочем, симпатия и привязанность Хильберто были направлены исключительно на меня. Потом его чувства переросли меня, как объект, обрели новую точку приложения в душе Тересы; я с нескрываемой радостью отметил, что они нашли отклик у моей жены. До тех пор Тереса держалась несколько в стороне и безразлично наблюдала за ходом и завершением наших с Хильберто шахматных партий. Я прекрасно понимаю, что многие были бы не прочь узнать, как именно все началось и кто, повинуясь знаку судьбы, первым привел в движение интригу.

Присутствием Хильберто в нашем городе, во всех смыслах благотворным, мы обязаны тому незамысловатому факту, что, когда он завершил, притом блестяще, свою карьеру адвоката, власти доверили ему должность судебного исполнителя в нашем округе. Хотя произошло это еще в начале прошлого года, назначение Хильберто оценили по достоинству лишь 16 сентября, когда он произнес торжественную речь в честь наших героев.