Марк Леви: Встретиться вновь

Но Артур не пожелал возвращаться, у него была идея получше.

— Жаль, что я не купил прищепки, — заворчал Пол. — Представляю, как мы пробираемся среди паутины! Наверняка дом изрядно запущенный.

— Иногда я спрашиваю себя, повзрослеешь ли ты когда-нибудь. Там регулярно убирались, постели застелены свежим бельём. Может быть, ты не знаешь, но во Франции есть телефон, компьютеры, Интернет, даже телевидение! Только в кафетерии Белого дома до сих пор считают, что французы живут без водопровода.

Они свернули на дорогу, взбиравшуюся на холм Перед ними протянулась чугунная кладбищенская ограда Как только Артур вышел из машины, за руль уселся Пол.

— Скажи-ка, в этой волшебной избушке, которая сама себя поддерживает в порядке, пока тебя нет, плита с холодильником часом не договорились насчёт ужина для нас?

— Нет, такого не предусмотрено.

— Тогда надо что-то купить, пока не закрылись магазины. Я скоро! — И Пол добавил радостным голосом: — Надо ведь позволить тебе немного побыть наедине с твоей матушкой.

Минимаркет располагался километрах в двух. Артур проводил взглядом машину, дождался, когда уляжется поднятая пыль, повернулся и зашагал к воротам. Все заливал мягкий свет: казалось, душа Лили парит вокруг него, так часто случалось после её смерти. В конце аллеи стоял побелевший на солнце надгробный камень. Артур зажмурился, в саду пахло дикой мятой. Он тихо заговорил…

Мне вспоминается один день в розовом саду. Я играл, сидя на земле, мне было лет шесть, может быть, семь. Это было на заре нашего последнего года. Ты вышла из кухни и села под верандой. Я тебя не заметил. Энтони ушёл к морю, и я занялся, пока его нет, запрещённой игрой: подстригал розовые кусты его секатором, который был для меня великоват. Ты слезла с качелей и спустилась ко мне по ступенькам, чтобы не дать мне пораниться.

Услышав твои шаги, я решил, что ты сейчас закричишь, ведь я предал твоё доверие ко мне, и отберёшь у меня инструмент — так снимают медаль с груди того, кто её не достоин. Но ничего подобного, ты села рядом со мной и смотрела на меня. Потом взяла мою руку в свою и направила секатор вдоль стеблей. Голосом, смягчённым улыбкой, ты сказала мне, что резать надо всегда над глазками, иначе можно поранить розу, а ведь мужчина никогда не должен ранить розы, правда? А думает ли кто-нибудь о том, что ранит мужчин?

Наши взгляды встретились. Ты приподняла мне пальцем подбородок и спросила, не одиноко ли мне. Я отрицательно покачал головой — изо всех сил, чтобы только хватило отогнать ложь. Ты не могла всегда быть со мной в промежутке, отделяющем мой возраст от твоего, и мне приходилось заполнять это время по-своему. Мама, веришь ли ты в неизбежность, заставляющую нас воспроизводить поведение наших родителей?

Я помню то, что ты написала в своём последнем письме, которое ты мне оставила. Я тоже отступился, мама.

Я не представлял, что могу любить так, как любил её. Я поверил в неё, как верят в сон. Когда сон развеялся, я исчез вместе с ним. Я думал, что мне достанет смелости и самоотречения, чтобы отмахнуться от всех тех, кто уговаривал меня больше с ней не встречаться. Выйти из комы — всё равно что заново родиться. Лорен нужна была вся её семья. А семьёй её были мать и молодой человек, с которым она снова сошлась. Кто для неё я, если не незнакомец? Во всяком случае, не тот, кто открыл бы ей глаза и сказал, что все, кто её окружал, согласились на её смерть. Я был не вправе нарушать ненадёжное спокойствие, в котором она так нуждалась.

Её мать умоляла меня не говорить ей, что и она от неё отказалась. Нейрохирург убеждал меня, что это вызовет шок, от которого она, возможно, уже не оправится. Бойфренд, вернувшийся в её жизнь, оказался последним барьером, выросшим между нею и мной.

Я знаю, что ты думаешь. И правда не только в этом, и пугает множество вещей. Мне потребовалось время, чтобы признаться самому себе: я не поверил в то, что смогу увлечь её в свои сны, выдержать их высоту, сделать их реальностью, оказаться, в конце концов, тем человеком, которого она ждала; мне было страшно сказать себе, что она меня забыла, Я тысячи раз собирался снова её отыскать, но и тут меня останавливал страх, что она мне не поверит, что я не сумею снова изобрести наш с нею смех вдвоём, что она уже не будет той, которую я любил, но особенно страх опять её потерять, на это у меня уже не хватило бы сил. Я уехал за границу, чтобы оказаться подальше от неё. Но, когда любишь, любые расстояния не в счёт. Стоило незнакомой женщине на улице напомнить мне о ней — и я уже видел её, моя рука выводила на бумаге её имя, словно это могло перенести её ко мне, мои глаза закрывались, чтобы увидеть её глаза, я искал тишины, чтобы услышать её голос. Тем временем я запарывал самый многообещающий проект в моей жизни! Я построил Культурный центр со сплошным фасадом, смахивающим на больничный!