Алексей Иванов - Общага-на-Крови

Асфальт был темный, на шоссе отчетливо виднелись полосы от колес, земля под короткой травой газонов совсем почернела, с неподвижных лип капала роса. Солнце в лужах и стеклах окон расслаивалось спектром и горело то бирюзовым огнем, то оранжевым. Улицы еще не проснулись, и стены домов были розовыми, словно домам снились сны детства. В акварели неба высоко висели бутоны облаков, точно за ночь весь город пророс исполинскими цветами на невидимых стеблях. Воздух был такой, будто его всю ночь держали в холодной и мокрой пещере, а теперь выпустили, и неприкаянные сквозняки слонялись по улицам, без охоты хулиганили — то трясли ветки деревьев, то пытались отклеить прилипший к асфальту клочок бумаги, то тащили по мелким лужам липовый листок.

На остановке, откуда троллейбус шел в центр, толпились люди. Никто не сидел на мокрых скамейках. Мужчины в белых рубашках и черных брюках зябко курили. Женщины ежились, цвета еще не включились на их легких платьях и были блеклыми. Отличник с Серафимой напрямик пошли к другой, пустой остановке, которая находилась через перекресток.

— Успеем или как? — глядя на светофор, спросил Отличник.

— Успеем, — уверенно ответила Серафима. — Это добрый светофор.

Они в молчании перешли перекресток на зеленый свет.

— Так, объясняй, что значит «добрый» светофор, — велел Отличник, и Серафима засмеялась.

— А ты не замечал, что все светофоры имеют свой характер?

— Нет, — сознался Отличник.

— Ну и дурак. А светофоры делятся на пять типов. Первый тип — это добрые. Они всегда зажигают зеленый свет и держат его, пока не пройдешь. Второй тип — злые, они всегда зажигают красный. Третий — вредные, они заманивают и делают пакость. Четвертый — работяги, честные. Они ни на кого не обращают внимания и переключаются регулярно. И пятый тип — это светофоры, на которые никто не смотрит, все едут или идут, когда им хочется, на любой свет.

Отличник был поражен изысканиями Серафимы в области светофорологии. А Серафима стояла перед ним, держала обеими руками сумочку, легко поддавая ее коленками, и улыбалась.

Чистый, прозрачный и пустой троллейбус подкатил к остановке. Выражение его квадратной физиономии было понурое, отрешенное, смиренное, как у школьника, которого мама начистила, надраила и отправила в школу, а он не приготовил урок. Отличник и Серафима вбежали в заднюю дверь и плюхнулись на сиденье. Дверной проем с грохотом и лязгом зарос, и троллейбус, подвывая, поехал.

— Люблю пустые троллейбусы, — говорила Отличнику Серафима. — В них люди ведут себя нормально, а в набитых все какие-то взвинченные. Вот так сидишь, а над тобою какая-нибудь бабка повиснет, как обезьяна на пальме, и висит, сопит, ничего не говорит. Откуда я знаю, где она выходит, чтобы место уступить? Дождусь своей остановки, встану, а она с обидой так издевательски говорит: «Да нет, сиди уж, старики-то постоят, всю жизнь стояли, и сейчас постоим, молодые-то у нас шибко заботливые, воспитанные…» — Серафима скорчила рожицу, изображая вредную старуху. — Я всегда на это отвечаю, что попросить меня встать у нее слов нету, а орать так всегда находятся… Или терпеть не могу, когда в давке какая-нибудь дура стоит у свободного места и на него с краю свою сумку поставит. Все стесняются сесть, так место и пустует. А еще я заметила, что если хочешь сидеть и едешь с парнем, то его надо сажать у окна. Потому что девушку не сгонят с места, если рядом парень сидит, и парня не сгонят, потому что ему выбираться далеко. Только если незнакомый парень, то лучше не садиться. Он колени свои расставит, будто у него бочка между ног, и места рядом совсем нету. Это примета такая: чем глупее человек, тем шире он расставляет колени, когда сидит. И по тому, как абонементы компостируют, тоже можно определить, что за человек. Некоторые, бывает, так в компостер кулаком лупят, будто это морда врага…

— Ты — троллейбусная энциклопедия, — заявил Отличник.

— Да я просто смотрю, как люди себя ведут. Я даже один закон открыла: тот, кто сидит у окна, всегда выходит раньше соседа. Или, например, знаешь, что надо говорить, чтобы пробраться через давку? «Пропустите, пожалуйста» не всегда действует. Надо говорить: «Давайте местами поменяемся», — тогда начинают шевелиться. А однажды я видела высшее проявление доброты и веселости, я даже чуть с ума не сошла. Ехала зимой на задней площадке, народу битком, и заднее стекло изнутри инеем заросло, а снаружи грязное. Мне же позарез надо было видеть, где еду, чтобы остановку не прозевать. Я иней-то содрала, а все равно из-за грязи ничего не видно. И вдруг прямо во время движения снаружи появляется рука и протирает мне стекло. Я чуть не завизжала, думала — черт. А это, оказывается, какой-то мужик висел сзади на лесенке, увидел, что я иней счищаю, и помог мне…