Владимир Высоцкий - Собрание сочинений в четырех томах. Том 4. Проза

– Я не умею защищать еще не сделанную работу. Но если издательство согласится, я постараюсь переубедить вас, Виктор Евгеньевич! Мне нравится эта «Могила для благих намерений». Я списалась с автором, и он дал добро. – Лена была спокойна.

– Ну ладно, поговорим завтра. В редакции. Если вы так хотите… Только я все-таки не пойму – почему так вдруг и так настойчиво? – спросил редактор или даже директор издательства.

– Мне это очень нужно! – Она больше ничего не сказала.

– Хорошо. До завтра!..

– Леночка! Пожалуйста, еще кофе, а то меня заговорят и я усну. Теперь пошли в ход летающие тарелки или блюдца. Нужно немного топлива для отпора.

Лена снова пошла на кухню и снова вернулась.

Приглашенный бард настроил гитару и запел что-то отвечающее настроению и интеллектуальному уровню компании – что-то из фантастической жизни. Смешно. То и дело все дружно хохотали, а он в это время делал проигрыш. Потом спел что-то фрондирующее, а потом начал разговаривать с какой-то женщиной, которая смотрела на него во все глаза, и хотя пел он самозабвенно, но взгляд засек.

Снова возникли разговоры, все забыли про барда, и он незаметно ускользнул с женщиной, которой взгляд так безошибочно засек. Так сказать, ушел по-английски.

У стеллажа с книгами стоял человек в очках, мрачный и неприятный. Его никто не знал, и кто его пригласил – тоже никто не знал, а он то и дело вытаскивал книги, выбирал их, видимо, по истрепанным корешкам, и тут же, раньше чем взглянуть на название, смотрел на штемпель с ценой.

Выбрал он тома три, вероятно самых дорогих, и спросил у Лены:

– Можно я возьму почитать?

Она рассеянно взглянула на книги и спросила:

– А зачем вам словарь? Он же по технике…

– Мне нужно, – ответил очкарик не моргнув глазом.

– Возьмите, – она пожала плечами, – только, пожалуйста, верните скорее.

– Непременно. – Он тут же завернул книги в газету и ушел.

– Кто это? – спросила Лена.

Все в недоумении переглянулись, но никто не ответил.

– И все-таки это потрясающе! – любитель чудесного не унимался. – Его фотографируют через свинцовый экран – и на снимке появляются его мысли.

– Нитка, обязательно есть нитка. – Скептик оглянулся и снова попросил кофе.

– Вы же не сможете спать! – ужаснулась Лена.

– Для того и стараюсь.

Две хохотливые девицы были заняты сплетнями – кто с кем живет, кто к кому ушел – и на чем свет ругали какую-то Марину, что она стерва, но – красивая стерва.

Иногда выпивали, но без тостов, кто когда хочет. Было непринужденно и скучно. Играл магнитофон, который никто не слушал.

Какой-то физик не то математик ругал Италию и все время плевал.

– Рестораны, – говорил он, – тьфу! Магазины, – говорил он, – тьфу!

Ему никто не верил.

Виктор Евгеньевич встал и откланялся, потом все собрались разом и ушли. Лена оглядела поле битвы и не стала ничего убирать: устала. Погас свет.

Утром она ходила в халатике – мыла посуду, выбрасывала окурки, – и теперь можно было рассмотреть симпатичную однокомнатную квартиру с высокими потолками, и что она со вкусом отделана и обставлена, и много книг, и фотография смеющейся белобрысой девчурки, и что нет мужских вещей, а значит, нет и мужчины в доме. Лена быстро привела все в порядок и позвонила кому-то.

– Здравствуй, – сказала она. – Это я!.. Вчера никак не могла… Много всякого народа… Он тоже был… Сегодня в редакции решим… Конечно… Там, где обычно… Пожалуйста, не груби… Я – как обычно… Ну что мы будем – по телефону! Увидимся – и ты все-все выскажешь… Я тебя тоже. Все?… Ага.

Она оделась и, даже не поглядев в зеркало, ушла.

Ленинградский проспект. Днем. Много народу, машин, и цветы у метро.

Лена подошла к высокому человеку с нервным лицом, и человек сказал вместо приветствия:

– Опять опаздываешь. Раньше этого не случалось.

– Раньше ты бы сказал мне «здравствуй» и вытянул из-за спины цветы, – ответила Лена.

– Здравствуй. – Николай (так его звали) вытянул из-за спины цветы: – Это тебе.

– Как мило, – сказала она. – Мило, но поздно. Настроение ты мне уже испортил.

– Ты мне его испортила месяц назад, и с тех пор доводишь дело до конца. Ладно, идем. – Он взял ее за плечо, высокий и злой, и повел вдоль тротуара.

Им почему-то уступали дорогу.

– Поговорим мы когда-нибудь нормально, без подтекста? – спросил он.

– И без злобы, – сказала она. – Конечно, поговорим. Что тебя интересует?

– Все! Когда ты выйдешь за меня замуж? Что с тобой происходит этот месяц? Почему ты никогда не приглашаешь меня к себе, даже когда у тебя друзья? И еще двадцать два вопроса – список забыл дома, но пока хватит трех.