– Глупый ты человек, Павлик, – вздохнула Наташа, закрывая за ним дверь. – Ну какое мне до них дело? Замуж я за тебя не собираюсь, потому что старше я тебя на целых восемь лет и здоровье у меня слабое… какая я жена? А кто ко мне ходит и с кем я дружу, до этого никому никакого дела нет. Конечно, если ты боишься свою репутацию подорвать, тогда не ходи, а о моей репутации можешь не беспокоиться. И не вздумай заступаться за меня: я сама за себя сумею постоять. Об одном прошу: хочешь ко мне ходить – ходи открыто, не прячься, не крадись как вор.
Вот как она тогда рассуждала.
А ему в ту пору только пошёл двадцать первый год.
И позднее, когда они сошлись, Наташа ни от кого не таилась, не стеснялась, что теперь вот действительно не зря к ней ходит Пашка-тракторист.
В деревне её, конечно, сильно не одобряли, потому что очень уж они были неровня, но в глаза осуждать Наташу никто не осмеливался, да и Павел был не той породы, чтобы можно было над ним безнаказанно зубоскалить или вязаться к нему с советами да уговорами.
А потом Павла перевели в мастерские на Центральную усадьбу.
Первое время он очень скучал, в выходной старался попасть в Покровское, не один раз даже пешком ходил.
Но подошла посевная, и до конца уборочной он мог заглядывать в Покровское от случая к случаю. И, видимо, за это время они начали друг от друга отвыкать, а может быть, Павел стал стесняться, потому что, хотя о женитьбе и думать ещё не думал, но Шурка к тому времени уже основательно его захороводила.
И Наташа встречала его всё холоднее и отчуждённее.
В последний раз он только постоял с ней на почтовом крылечке… Она даже и зайти его не пригласила. Сказалась больной, и вид у неё, правда, был очень нехороший.
Теперь-то Павел знал, что она в это время была на пятом месяце и уже собиралась с Мельниковыми к отъезду.
Но тогда о беременности её никто не знал, даже Марине Андреевне Наташа призналась, когда они уже были на Севере.
Конечно, в Шурку он тогда здорово врезался, но скажи Наташа о беременности – и он женился бы без единого слова. И Шурку бы оставил, потому что с Шуркой он до женитьбы ничего себе не позволил…
Да разве не предлагал он Наташе расписаться, когда о ребёнке ещё и помину не было? А она усмехалась:
– Нет, уж лучше не надо. Чтобы ты возненавидел меня за то, что жизнь твою сгубила, молодость твою заела? Через десять лет мне под сорок будет, а ты ещё только-только в силу входить начнёшь…
Вот как она тогда рассуждала. Здраво, вообще-то говоря, рассуждала.
Так за что же через Светку казнит она его теперь? За то, что не могла унести дочь с собой в могилу? За то, что досталась её дочь… сопернице?
Так разве в Шурке или в нём дело? Светке жить надо. А как она будет жить среди людей с этаким… кособоким характером?
Как-то Павла по дороге с работы остановил директор школы и долго, подробно, с пристрастием расспрашивал о Светке.
А вечером на огонёк зашёл председатель рабочкома, чего раньше никогда не случалось. Толкуя с Павлом о том о сём, он всё время искоса поглядывал на Светку, окаменевшую в своём углу над раскрытой книгой.
Уже два раза приходила Куличиха из женсовета – баба въедливая, бесцеремонная. Пытаясь втянуть Светку в разговор, смотрела то на неё – жалостливо и тревожно, то на Шурку – укоризненно, с подозрением. Осмотрела всё в Светкином уголке, мимоходом тронула рукой постель, проверила: достаточно ли мягкий матрас скрыт под голубым покрывалом, не кладёт ли мачеха сиротку на голые пружины?
Прибегала Полинка Сотникова, шипела в кухне на Шуру:
– Сама ты виновата, хвалишься, как дурочка, перед бабами: «Светка у меня такая трудолюбивая, такая старательная, такая помощница!» Вот теперь в народе и болтают, что она у тебя и за няньку и за горничную…
Было ясно, что не случайно и не мимоходом появляются все эти люди в доме Павла. Что не одних учителей тревожит, почему его Светка не такая, как все дети.
Видимо, что-то неладно в семье Павла Егоровича. Неспроста же восьмилетний ребёнок за полгода не смог привыкнуть к семье. Забитого ребёнка сразу видно.
Отец дома находится мало, он и сам многое может не знать, что творится за его спиной. Главная причина, конечно, не в отце…
В воскресенье, после обеда, пришла Людмила Яковлевна, Светкина учительница, молоденькая, строгая – неулыба.
Светка была в кино. В этот день младшие классы под командой вожатых смотрели «Конька-Горбунка».
Лёжа после обеда в спальне, Павел слушал, как Шура демонстрирует учительнице Светкино хозяйство.
Читать дальше