Кирилл Чистяков - Фаза Урана

– Hey girls, hey boys, superstar djs, here we go! – пели «Chemical Brothers».

В сельской местности я всегда чувствую себя столичным парнем, и меня терзает зуд приключений. Я оделся, спустился через окно на навес веранды, оттуда спрыгнул на землю, потом пересек сад и вышел за калитку. Я направился вверх по улице мимо темных коттеджей. Покинул пределы поселка, свернул на звук дискотеки по направлению спортивного лагеря, и двинулся между поджелудочной железой затоки и полем подсолнечников с запечатанными бутонами…

Я явно недооценил уровень распространения звуковых волн в атмосфере. Я шагал уже три четверти часа, а спортивный лагерь и не думал материализовываться. Диджей, тем временем, объявил последний на сегодня танец, белый танец.

– Та-а-ам для мен-я-я гори-ит оча-а-аг, как вечный зна-а-ак забытых и-и-и-и-и-исти-ин!!!

С очагами цивилизации на проселке было туго, что касается истин – то и вовсе беда. Дискотека умолкла, и ди-джей пожелал всем доброй ночи. «Пройду еще десять телеграфных столбов, – подумал я, – а потом поверну обратно». Добравшись до седьмого телеграфного столба, я заприметил турбазу «Кристалл» и вошел в ее ворота. За воротами стоял запах желудей, потухшего костра и средства от насекомых. Свет горел только в сарайчике дежурного. На дощатой террасе, под жестяным колпаком фонаря, кружила вьюга комаров. На стенде, прикрепленном к сараю, два пловца то ли демонстрировали технику спасения утопающих, то ли боролись за активную позицию.

Дверь сарая была отворена. Я зашел внутрь. На фанерных полках размещались подушки, матрасы, простыни, тарелки, кастрюли, сковородки, шампуры, примусы, кипятильники. В углу тощая рыжая кошка вылизывала свою короткую шерсть. За столом, уронив голову на сложенные руки, спал человек в тельняшке. Электролампочка, свисающая на белом шнуре, ясно озаряла его темя.

– Доброй ночи, – сказал я.

Человек лениво оторвал голову от стола, и глаза его были мутными, как скисшая ряженка.

– Нету катамаранов, сколько раз повторять, – сказал он и опять уронил голову па стол.

– А самогон есть? – спросил я.

– А деньги? – не отрываясь от стола, переспросил дежурный.

– Не вопрос.

– У Борисыча есть все! – человек внезапно оживился и вскочил на ноги, задел макушкой низко висящую лампочку, и лампочка закачалась маятником, а по сарайчику заметались теки.

– У Борисыча есть все! – напомнил он, – Как в этой… Как ее, черт?

– Как в Греции, – подсказал я.

– Вот-вот, как в ней самой.

Борисыч сделал несколько приседаний, энергично размял локти, будто на утренней зарядке. Потом подошел к фанерной полке, снял оттуда подушку и кинул ее в умывающуюся кошку. Кошка закричала:

– Вяу!!! – и выскочила за дверь.

Вслед за кошкой, в проем двери, полетела сковородка.

– Спокойно. Все будет! – заверил Борисыч.

Из-за сложенного матраса он извлек литровую пэт-бутылку, наполненную прозрачно-бурой жидкостью.

– Ты из спортлагеря? – спросил он.

– Нет. Я из поселка. От жены сбежал. Совсем достала своими огородами.

– О! Это по-нашему, по-флотски! Товарищам по несчастью скидка пятьдесят процентов.

А у Борисыча, оказывается, был собственный маркетинговый подход к методу прямых продаж. Я протянул ему деньги, а он мне дал бутылку.

– Борисыч.

– Что?

– Выпьешь со мной, а то мне пить не с кем, – признался я. – Не к жене же возвращаться?

– Нет, зачем к жене? К жене не надо, – ответил Борисыч.

Он опять порылся на полке. Достал два граненых стакана, выдул из одного пыль, а из другого высыпал прямо на пол семечную лузгу. Затем полез в картонный ящик, стоящий под скрещенными, пропитавшимися тиной веслами. Вынул из ящика свежие помидоры и зеленый лук.

– Ну, давай, – сказал он, после того, как я наполнил стаканы самогоном.

Самогон отдавал смородиновыми ветками и сивухой. На дне бутылки клубился осадок. В напитке было пятьдесят оборотов, не меньше.

– Ты думаешь, нам морякам легко? – спросил меня Борисыч, когда мы выпили по третьей. – Так вот, нелегко, нам морякам. Вот я – романтик, море люблю. Сижу вот на днях рыбу ловлю, никого не трогаю. Подходят ко мне двое урок, значит, а у меня татуировка…

Борисыч поднял тельняшку к подбородку, и я действительно увидел пороховую наколку яхты класса «Финн».

– Парусник! Парусник у меня на сердце! – воскликнул Борисыч и ударил себя в грудь кулаком (судя по размеру его кулака сердце у него тоже было большое). – А урки мне: ты где сидел? А я им, мол, не сидел и не собираюсь. Дурной я, что ли, сидеть? Ну они давай меня прессовать – не в масть у тебя наколка. Парусник, говорят, – парашник, давай, типа, парус двигай туда-сюда – за паханом. Ну я ближнего в дюндель, второго по яйцам. Хули их бить, туберкулезников?