Сьюзен Келли - Насколько мы близки

– Нет, Скотти, – процедил Рид, скребя пальцем строчки с адресом. С новым адресом Рут. – Она вполне конкретна насчет… своих намерений. Рут не вернется. Ни завтра, как предполагалось, ни через неделю, никогда. Выкладывай все начистоту, Прил. Вы же не разлей вода.

Мой мозг взорвался обрывками разговоров, вопивших о том, чтобы их вспомнили до последнего слова.

– Почему? – выдохнула я.

– Почему? – передразнил Рид. – Вот ты мне и объясни почему. Боюсь, твоя подруга прислала отнюдь не детальный список причин. – Он хлопнул письмом об стол, но из руки не выпустил. – Феминистская галиматья!

Я тяжело опустилась на один из стульев перед столом, уже накрытым для ужина.

– Я ничего не знала, Рид. Ничего не знала.

Бог мой. «Рут… Рут», – в отчаянии безмолвно повторяла я. Рут не вернется. Она не вернется домой. К Риду. Ко мне. Как она могла?

Рид шагнул к окну, уперся скрещенными руками в верхнюю планку рамы и уронил на них голову.

– Пожалуйста. Прошу вас. Объясните мне ради всего святого. Что в нашей с ней жизни… во мне… такого ужасного? Почему Рут все бросила?

Телевизор в соседней комнате взорвался восторженными криками болельщиков, приветствующих удачный бросок.

– Восемнадцать лет, – пробормотал Рид. – Восемнадцать лет вместе. А в финале моя жена исчезает за горизонтом, потому что… потому что… – он взглянул на конверт, – ей хочется – пардон, ей нужно начать все сначала. Начать сначала? – выкрикнул он во весь голос, словно иначе смысл слов до него не дошел бы. – Не будь это так затаскано, я помер бы со смеху. «Тельма и Луиза» отдыхают! – Его черты вновь исказились от гнева. – Только я-то ничего подобного не заслужил, уж вам это отлично известно, черт побери! Боль читалась на его лице. Я видела, как ярость сменяется обидой, недоумением. «Рид ее обожает», – сказала как-то Рослин. Прошли годы, и я ощутила тот же безошибочно узнаваемый укол зависти.

– Возможно, ты тут вообще ни причем, Рид, – тихо сказала я. – Возможно, все дело в самой Рут.

Скотти презрительно поморщился. Если не способна помочь, говорили его скривленные губы, лучше заткнись. Ходячий здравый смысл, Скотти и тут нашел нужные слова:

– Не гони лошадей, Рид. Ты расстроен, оно и понятно. И все же ты наверняка преувеличиваешь размеры катастрофы. Дай Рут время. Все произошло спонтанно и без видимых причин. Ты скажешь, что моя версия хромает на обе ноги, но, быть может, Рут просто закрутила курортная атмосфера? Соблазны гор и все такое?

– Пока не знаю, что я буду делать, – ответил Рид, – зато знаю точно, чего делать не буду. Я не буду торчать тут один как перст и принимать эту бодягу, как… – его голос упал, – как Рослин. Рут не только бросила меня, но и детей украла в придачу. Готовый сюжет для «мыла», кретинских ток-шоу и прочего теледерьма. Рут увезла наших детей. Украла. И если она надеется, что я сложу руки, – она сильно ошибается… Я невольно съежилась, ожидая неизбежного «сука», но Рид оборвал себя. И следующие его слова сочились тоской и мукой:

– Я не позволю ей вот так просто уйти, ясно вам?

Бросив эти слова мне в лицо, Рид исчез так же внезапно, как и появился. Он этого уже не увидел, но я кивнула ему вслед. Он любил Рут. И я его понимала. Я тоже любила Рут.

В приступе внезапной дикой усталости я подтянула ноги, уткнулась в колени подбородком и принялась массировать виски, лоб, морщину между бровей. Неверно приняв мой жест за облегчение, Скотти впился в меня взглядом:

– Ну? Так ты знала!

Я вскинула голову. Будь у меня силы на рывок, я бы набросилась на собственного мужа с кулаками.

– Если бы я собиралась врать, Скотти, что помешало бы мне соврать тебе с той же легкостью, что и Риду?!

Подтекст моего ответа напрочь отбил у Скотти желание продолжать допрос. И этот же подтекст был предвестником семейных сцен, через которые нам еще предстояло пройти. Скотти присоединился к детям и телевизионному матчу по баскетболу, оставив меня наедине с вопросами, ответы на которые были у одного-единственного человека на свете.

Как ты могла! Как ты могла все бросить! Как ты могла бросить меня!

Какая мука – ждать писем или звонков, которых все нет и нет. Сначала безумная мука, со временем она превращается в апатию. Уж кому-кому, а мне следовало бы привыкнуть. Но ведь прежде я ждала писем или звонков от незнакомых людей, безликих редакторов. Теперь я ждала вестей от Рут. Две недели перетекли в месяц, затем в шесть недель, в два месяца. От Рут – ничего. Ни объяснений, ни извинений, ни слова о том, что ошиблась, передумала, рассчитывает вернуться. Ничего. Даже дети получали послания от Слоун и Грейсона: конверт для Бетти прилипал к пальцам от потеков фиолетового сургуча; открытка для Джея, если не считать красочного горного пейзажа на лицевой стороне, не несла никакой полезной информации.