Владимир Романенко - Жди, за тобой придут

В следующий раз Костя сдержал своё обещание. А через пару дней девочка настолько вошла во вкус, что влюблённые стали прогуливать санаторские завтраки, поскольку, едва сойдя с автобуса, оказывались вынужденными мчаться в заветный домик, чтобы поскорее утолить там свою безудержную страсть.

Вскоре одного раза в день стало им не хватать, и двухнедельный пансион на берегу Чёрного моря превратился в настоящий медовый месяц.

Реальности не знакомо чувство сострадания, и всё прекрасное рано или поздно подходит к концу. Подошло к нему и то сказочное лето.

В последние несколько дней Костиного пребывания в Геленджике влюблённым пришлось серьёзно подумать над тем, как жить дальше. Переплетённые мыслями, чувствами и кипучей пубертатной физиологией, они не могли теперь просуществовать и дня, не видя друг друга. Их уши становились глухими, если подолгу не слышали родного голоса, ноги и руки отказывались подчиняться, когда какая-нибудь враждебная воля расстраивала очередное свидание. Это была Любовь, Любовь с большой буквы — восторженное, трепетное чувство, наделяющее души беззаботностью и счастьем в моменты встреч и являющееся источником невыносимой тоски и убийственной тревоги в периоды разлуки.

В конце концов, обе семьи оказались в курсе происходящего (за исключением, естественно, сексуального опыта). Видя искренность и силу чувств своих детей, мамы и папы озаботились не на шутку.

Родители Кости приехали во второй половине августа в Геленджик, чтобы забрать сына домой, но, поняв, в каком состоянии тот находится, решили отправиться «на переговоры» в Настенькин дом.

Там, как выяснилось, все пребывали в не меньшей растерянности, хотя присутствие Кости, как такового, в жизни Настеньки никого не шокировало.

После дебатов, длившихся три дня, на общем фамильном синклите было решено разъехаться по разным городам для продолжения учёбы — ведь, по крайней мере, восьмой класс обоим подросткам закончить нужно было обязательно.

Детям клятвенно пообещали каждую неделю устраивать телефонные переговоры. А уж писать друг другу письма они были настроены не реже одного раза в день. Кроме того на осенние каникулы Костин папа вызвался слетать с сыном в Геленджик, а на зимние — семья Настеньки должна была приехать в Москву.

Как ни странно, всё, по зимние каникулы включительно, произошло в полном соответствии с достигнутой договорённостью. Дети ежедневно посылали друг другу письма, а на выходных общались по телефону. Осенью, когда Костя приехал в Геленджик, они расставались только на время сна; зимой не расставались вообще ни на секунду, после того как в первый же вечер в ультимативном порядке объявили родителям, что будут спать в одной комнате.

Во время прощаний слёзы лились рекой. Но всё было чудесно, всё было просто замечательно! Любовь их не ослабевала в разлуке, а наоборот, только крепла день ото дня.

После окончания третьей четверти Костя должен был самостоятельно добраться на поезде до Геленджика, но, как назло, за день до отъезда он слёг с температурой под 40, подхватив серьёзнейшую форму гриппа, эпидемия которого бушевала в то время по всей столице.

Пока он немощный валялся в постели и глотал таблетки, Настенька чуть не сошла с ума от горя. Порывалась уехать к нему одна в Москву, но родители её не пустили. Тогда от обиды и боли она отправилась на какую-то молодёжную вечеринку и первый раз в жизни попробовала алкоголь. Дозу, как водится, при этом не рассчитала и очень быстро потеряла координацию и контроль над своими действиями.

Какой-то геленджикский хмырь, который давно за ней увивался, не преминул воспользоваться ситуацией, а она даже не совсем поняла, что между ними произошло. Потом по глупости, или от стыда, не рассказывала о случившемся никому из взрослых. Косте продолжала писать и разговаривать с ним по телефону, но ближе к лету сообщила, что собирается готовиться к экзаменам, и внезапно замолчала.

Когда Костя в конце июня примчался в Геленджик, Настенька сделала попытку спрятаться от него, но встреча всё-таки произошла. И тогда она рассказала ему всё как на духу, сообщив первым делом, что находится на третьем месяце беременности, и что теперь уже ничего не поправишь.

Тому хмырю Костя морду, конечно же, набил, а вскоре, после суда, хмыря ещё и упекли в детскую колонию. Но вот с Настенькой отношения у них, несмотря на все Костины мольбы, прийти в норму так и не смогли.

С чужим ребёнком, рождённым в пятнадцатилетнем возрасте, никакая добропорядочная семья не приняла бы её в свой круг, и Настенька очень хорошо это понимала. Она просила Костю проявить благоразумие и попытаться забыть о ней. Рассказала также, что в мае чуть не покончила жизнь самоубийством.