Валери Соланас: Манифест ОПУМ

Наше общество — это не сообщество, а просто собрание отдельных семейных ячеек. Страшно неуверенный в себе, боящийся, что женщина покинет его, если у нее будет доступ к другим мужчинам или к чему-либо, напоминающему жизнь, мужчина стремится изолировать ее от других мужчин и от того, что считается цивилизацией, поэтому он вывозит ее в пригород, с частными домами, где проживают эти группы семейных пар со своими детьми, замкнутые на самих себе. Изоляция помогает ему делать вид, что он — личность, поскольку он «закоренелый индивидуалист», одиночка, считающий нежелание сотрудничать и одиночество проявлением индивидуальности.

Есть еще причина для изолированности мужских особей: каждый мужчина — это остров: каждый. Запертый внутри себя, эмоционально изолированный, неспособный на отношения, мужчина испытывает ужас перед цивилизацией, людьми, городами, ситуациями, где требуется понимание и отношения с людьми. Поэтому, напуганный как кролик, он мчится, захватив с собой папашкину задницу, в леса, в пригороды, или, в случае с «хиппи» — он скрывается на коровьих пастбищах, где вволю размножается, кувыркаясь в траве со своей флейтой и бусами.

«Хиппи», чье желание быть «Мужчиной», «закоренелым индивидуалистом», не так сильно, как у среднего мужчины, и который, вдобавок заводится от мысли иметь доступ ко многим женщинам, восстает против тягостей жизни Кормильца и однообразия одной женщины. Под видом соучастия и сотрудничества, он создает коммуну или племя, которые при всей их «совместности», и отчасти, благодаря ей (коммуна — всего лишь разросшаяся семья, разросшееся посягательство на права, частную жизнь и сознание женщины), являются таким же сообществом, как и обыкновенное «общество».

Настоящее сообщество состоит из личностей — не просто из представителей вида, не из пар — уважающих индивидуальность и частную жизнь друг друга, в то же время взаимодействующих интеллектуально и эмоционально — свободных душ в свободных отношениях друг с другом, сотрудничающих друг с другом для общей цели. Традиционалисты говорят, что главная ячейка «общества» — семья; «хиппи» говорят, что это — племя; никто не говорит, что это — индивидуум.

«Хиппи» бубнит об индивидуальности, но имеет о ней не больше представления, чем любой другой мужчина. Он жаждет вернуться к Природе, к полям и лесам, к обиталищам пушистых зверьков, к которым сам принадлежит, прочь от городов, где, по крайней мере, прослеживаются зачатки цивилизации, хочет жить на уровне вида, проводя время в простой, неинтеллектуальной деятельности — фермерство, ебля, нанизывание бус. Самым главным занятием в коммуне, ее основой, является групповуха. «Хиппи» в коммуне привлекает, в основном, перспектива доступных пизд — главный доступный всем предмет потребления, возможность получить, только попросив, но, ослепленный жадностью, он не может принять других мужчин, с которыми должен делиться, или ревность и собственничество самих пизд.

Мужчины не способны сотрудничать для достижения общей цели, потому что цель каждого мужчины — пизда только для него самого. Следовательно, коммуна обречена на провал: каждый «хиппи» в панике схватит любую простушку, которая им восторгается, и как можно быстрее утащит ее в пригород. Мужчина не способен развиваться социально, он просто мечется между изоляцией и групповухой.

Несмотря на то, что он хочет быть индивидуальностью, мужчина боится всего того в себе, что хоть немного отличает его от других особей; это заставляет его подозревать, что он не настоящий «Мужчина», что он пассивен и абсолютно сексуален, очень неприятное предположение. Если мужчина — это «А», а он нет, тогда он не мужчина, он, наверное, пидар. Поэтому он старается подтвердить свою «Мужественность», пытаясь во всем походить на других мужчин. Непохожесть в других мужчинах, как и в нем самом, пугает его; это значит, что они — пидары, которых нужно избегать всеми способами, поэтому он стремится сделать так, чтобы все другие мужчины подчинялись общим правилам.

Мужская особь осмеливается быть непохожей до такой степени, что приемлет свою пассивность и свое желание быть женщиной, свою голубизну. Самый отдалившийся мужчина — трансвестит, но он также, несмотря на отличие от других мужчин, абсолютно похож на других трансвеститов; будучи функционалистом, он находит в этом свою идентификацию: он — женского рода. Он пытается избавиться от своих тревог — но индивидуальности нет, как и не было. Не уверенный до конца, что он женщина, боясь успешно стать ею, он невольно подчиняется стереотипу мужского восприятия женщины, превращаясь в набор претенциозных ужимок.