Дай Сы-Цзе - Комплекс Ди

До его слуха дошел вдруг голос ночного сторожа, но он не уговаривал его спуститься, а рассказывал сон.

– Это приснилось не мне и не моей жене, а нашему соседу, бывшему врачу на пенсии. Жили мы тогда на южной окраине Чэнду. Сосед занимался традиционной медициной и, когда кто-нибудь заболевал, давал ему целебные травы. Иглотерапией тоже владел в совершенстве. Вот он однажды и рассказал мне, что видел во сне мою жену, как она рано утром стоит на коленях перед дверями магазина. На улице больше никого нет. Жена наклоняется, поднимает с земли собственную голову, приставляет ее к шее, встает и, придерживая голову руками, бежит по пустынной улице. Пробежала мимо него и не заметила.

Мо чувствовал себя в отличной форме и, перебив сторожа, вдохновенно спросил:

– Сказать вам, что означал этот сон?

– Да, пожалуйста.

– Ваша жена должна была вскоре умереть. Скорее всего, от болезни горла. От рака.

Не успел он произнести этот безапелляционный приговор, как ночной сторож бросился ему в ноги и стал просить прощения: его жена, сказал он, действительно скончалась через месяц после того, как сосед увидел этот сон.

Однако, хоть авторитет Мо и поднялся в глазах сторожа на недосягаемую высоту, назвать ему девственницу он не смог, поскольку такой диковины среди «девчат со стройки» и прочих его знакомых давно уж не водилось. Единственное, чем он мог помочь аналитику, так это отвести его с утра на рынок, куда сходились все желающие наняться в служанки и где скорее можно было рассчитывать на успех.

Мо и представить себе не мог такого сказочного места, настоящего девичьего заповедника. И хотя само существование рынка прислуги оскорбляло его нравственное чувство как вопиющая социальная несправедливость, но тело его затрепетатало, когда он очутился среди толпы девушек и на него нахлынули женские запахи. Даже в звуке голосов было что-то плотское. «Боже мой, – подумал Мо, – я бы отдал все на свете, чтобы остаться на этой улочке, помогать этим девушкам, любить их, сжимать эти маленькие груди, ласкать обтянутые джинсами бедра. Я мог бы предложить им не работу и не деньги, а нечто большее – тепло и любовь». Колени его дрожали, никогда еще он не был так близок к цели.

Рынок прислуги занимал всю длину пологой мощенной камнями улицы, прилегавшей к скалистой горе. Она до сих пор носила имя, которым назвали ее в годы Революции: улица Большого Скачка. С другой стороны протекала подернутая туманом Янцзы, оттуда, из-за реки, прибывали хозяйки, по большей части горожанки, искавшие девушек в услужение. Оставив машину на другом берегу, они переплывали Янцзы в наемных моторных лодках, расхаживали по рынку и вели себя как на каком-нибудь овощном базаре: выбирали товар, спорили о цене. А через полчаса вместе с нанятой девушкой плыли назад в такой же моторке, рассекавшей мутно-коричневые, пенистые от канализационных стоков и промышленных отходов воды великой реки.

Управляла рынком и поддерживала тут железную дисциплину некая госпожа Ван, женщина-полицейский лет пятидесяти, подтянутая, деловитая, издали казавшаяся вполне привлекательной и даже элегантной: высокая, коротко стриженная, в очках с тонкой оправой. Вероятно, когда-то она действительно была недурна собой, но перенесенная в молодые годы оспа изуродовала ее лицо, продырявив его как решето. За экономность, граничившую со скупостью, страсть к деньгам и строгость в расчетах (никто никогда не обманул бы ее и на юань) ее прозвали «рябой леди Тэтчер с рынка прислуги». Она, верно, знала об этом прозвище, Мо понял это, когда пришел к ней за разрешением заниматься на рынке толкованием снов. Ее контора располагалась в единственном на всю улицу и смотревшемся как крепость двухэтажном доме. Под портретом действующего китайского правителя на этажерке среди брошюр, распространяемых властями, и сборников речей крупных коммунистических деятелей стояла биография Маргарет Тэтчер.

Директриса послушала Мо пару минут и остановила его, подняв руку:

– Ты же знаешь, что мы, коммунисты, – атеисты.

– Да, но при чем тут психоанализ? – растерянно спросил Мо. Он был сбит с толку.

– Твой психоанализ – все равно что гадание.

Не сводя с нее пристального взгляда (ему сказали, что она терпеть не может, когда ей не смотрят в глаза), Мо сказал:

– Если бы Фрейд услышал ваши слова…

Договорить он не смог – не хватило смелости. Да и сил смотреть на это лицо больше не было. Чтобы не поддаться желанию отвести взгляд, он вытаращил глаза.