— Не знаю такого. Он политик?
— Нет, он философ, — Ханако вновь слабо улыбнулась. — Кьеркегор говорит: «Что такое свобода? Свободен ты или нет — об этом можешь знать только ты сам».
— Я совсем ничего в этом не понимаю. Но ты-то освободилась от родителей, а это, думаю, было не просто.
— Да, конечно. Кьеркегор придавал большое значение тому, что называл «отчаянным сознанием греха», поэтому я с этим изо всех сил боролась. И, полагаю, теперь я уже более или менее свободна.
— Потрясающе! Просто потрясающе! — сказал Фудзио, напустив на себя простодушный вид, но его неуклюжие слова, казалось, наоборот, были восприняты Ханако искренне. — Среди всех, кого я встречал, вы — самый ученый человек.
— Вероятно. Я же воспитывалась в относительно академической атмосфере.
Фудзио уже не переспрашивал, хотя Ханако и продолжала рассуждать нетерпимым и самодовольным тоном. Он решил, что лучший способ отплатить этой гордячке — сексуально унизить ее. Он уже смутно представил, как похоронит Ханако в «том месте» на краю пространства, уходящего в космос; при этом Фудзио ощущал, что не он приведет ее туда, Ханако сама сделает выбор.
Электричка была переполнена, и Фудзио сказал Ханако, притиснутой к его груди:
— Ты такая красивая…
— Лучше скажите, что оригинальная.
— А сама-то ты знаешь об этом?
Радостно улыбаясь, Фудзио хотел этим выразить свое презрение к ней, но, похоже, Ханако такие нюансы не воспринимала. В электричке оба в основном молчали. Когда они вышли со станции и миновали торговый квартал, то впереди замаячил мрачный массив, на углу которого помещалась автостоянка, где Фудзио арендовал место.
Пройдя было мимо небольшого супермаркета, Ханако неожиданно сказала:
— Зайду, мне кое-что надо купить. А вы подождите, пожалуйста.
— Что купить? — спросил Фудзио, но Ханако, не отвечая ему, вошла в магазин. Фудзио с интересом последовал за ней. Он решил: раз ему не запретили идти следом, то у нее, вероятно, не будет особого повода на него сердиться.
В продуктовом отделе Ханако направилась прямо к холодильной камере. Достала упаковку жареного соевого творога, уложенного в два отдельных мешочка, и вернулась к кассе.
— Для чего ты это купила?
— Сегодня поеду к родителям. Я обещала маме купить творог, чтобы сделать подношение Богу Инари. [34] Бог Инари (буквально «Божество, приносящее рис») — Бог урожая риса, который, согласно мифу, научил японцев рисосеянию.
— Богу Инари?
— Да, у нас дома в одном уголке сада старинная молельня Богу Инари.
— Так-так-так… Глубоко веровать — это хорошо…
Ничто не дрогнуло в лице Фудзио, но он внезапно ощутил, что не может удержаться от смеха. Одновременно с этим он почувствовал, что в его душе образовалась пустота, и воздух, скопившийся там, под страшным давлением стремительно вырывается наружу.
— И ты веришь в Бога Инари? — спросил Фудзио.
— Конечно. Молюсь, как положено, поэтому у нас дома все счастливы.
Вот и автостоянка. Подойдя к своей машине, Фудзио открыл дверцу и сказал Ханако, ожидавшей по другую сторону машины:
— Я передумал. С такой женщиной, как ты, незачем ехать в отель. Пожалуй, поеду домой.
Лицо Ханако мгновенно вытянулось, словно она не могла поверить своим ушам, а Фудзио, словно преследуя отступающего противника, бросил ей прямо в лицо:
— Ты что, и вправду дура?!
глава 11. Вторая часть музыкального сочинения
Утром десятого апреля Фудзио пробудился ближе к полудню в приподнятом настроении.
Хотя вчера полдня шел дождь, сегодня установилась ясная погода, и вид из его «замка на крыше» был такой, словно сидишь в чаше со свежим салатом. Фудзио всегда думал, что город — это лишь строения, созданные человеческими руками, а оказалось, что это и красные азалии, и желтые горные розы, и пурпурный древесный пион, — и все они источают аромат.
Когда Фудзио спустился на нижний этаж, было уже почти одиннадцать.
— Фут-тян, ты что сегодня будешь есть? Может, подогреть холодный рис? Есть побеги бамбука и молодой картофель, поджарить к ним соленую кету? — спросила мать.
Фудзио не стал пререкаться.
— Мне все равно, — ответил он.
Сегодня у него определенно не было причин для недовольства. В такой день все кажется вкусным.
Однако когда Фудзио по случайности заглянул в магазин, то инстинктивно почувствовал присутствие чего-то чуждого и неприятного. Магазин вот-вот должен открыться, и Сабуро должен быть на месте. Но шурина не было видно. Куда он подевался?
Читать дальше