Николь Дескур - Я, говорит пёс

Увы, я слишком рано обрадовался. Сегодня, когда горечь разочарования прошла, я могу, наконец, облегчить свою душу… Я ничего не видел, ничего не слышал, я ничего не могу рассказать вам о празднике, потому что меня на нем не было. Моя семья, которая так меня любит, сыграла со мной злую шутку. Незадолго до приезда гостей садовник позвал меня в машину, я пошел за ним, ничего не подозревая, и меня отвезли к знакомым, жившим недалеко от нас. Там было неплохо, но так грустно… Они боялись, что я буду плохо себя вести и напугаю детей. Как они были неправы! До сих пор я не могу простить им эту обиду.

Они снова уехали в путешествие. Грустное время, когда кажется, что от одного воскресенья до другого — целая вечность.

Вернувшись, они рассказали ужасную историю, происшедшую в каком-то Гонконге. Одна дама пришла в ресторан со своей собакой и попросила покормить животное. Она сказала об этом не слишком удачно: «Я хочу, чтобы мне его накормили». Дама села за столик и выбрала себе блюдо из меню. Собаку увели на кухню. Поев, клиентка заплатила по счету. Но собаку все не выводили, и дама начала волноваться. Она попросила вернуть ей животное, поблагодарив поваров за то, что ее собакой занимались, пока она ела рагу. После долгих объяснений с официантами она упала в обморок: оказывается, рагу, которым ее накормили, было сделано из ее собаки!

Целых два дня после этого рассказа я пребывал в расстроенных чувствах. Подумать только, ведь мое семейство никогда не покупало на улице даже булочек с горячими сосисками, которые называются на американский манер «hot dog». Во-первых, потому, что в переводе это означает «горячая собака», а во-вторых, потому, что это звучит почти как мое имя — Хэддок. Ни у кого из них язык не поворачивался сказать: «Я хочу поесть хот дога».

Я иногда подолгу не виделся с Мальчиком. Однажды в его отсутствие в нашем доме раздался телефонный звонок, он взволновал нашу семью и семью сторожей, которые всегда за нас очень переживали. Разговаривая с Мальчиком, Она произносила странные слова, которые почему-то казались мне знакомыми. Я вдруг вспомнил: иногда Мальчик шептал мне на ухо что-то похожее. Он говорил мне, что предки мои жили не во Франции, а в Ирландии. Заметив мое удивление, он объяснил, что Ирландия — это красивая страна, где много зеленой травы (я так ее люблю!) и много воды — ведь это остров. Солнца там, почти не бывает, и я его действительно не очень уважаю: в жаркие солнечные дни я всегда прячусь в прохладное укромное местечко под лестницей. Он рассказывал, а я начинал догадываться, откуда многие мои привычки и наклонности и отчего мой гордый вид производит на всех такое сильное впечатление. Все дело в том, что я родом издалека. Я всегда чувствовал себя не таким, как все. В довершение Мальчик сказал, что я должен понимать язык своих предков, и произнес несколько слов, которые, ей-богу, и впрямь показались мне знакомыми. Конечно, интонация и жесты очень мне помогли, но я все-таки горжусь тем, что, услышав «seat down» вместо «сидеть», прекрасно понял смысл приказа. В разговоре по телефону Она произносила слова, напоминавшие мне о задушевных беседах с Мальчиком. Звуки знакомой речи подсказали мне, что наш Мальчик в Ирландии. Потом речь зашла о Лондоне, и кто-то из присутствующих заметил, что это в Англии — совсем недалеко. Потом я заснул, утомленный размышлениями; я спал, и мне снились прекрасные зеленые луга и голубые озера Ирландии.

Однажды Мальчик вернулся. Он говорил только о самолетах и о каких-то ботинках. Потом он снова уехал. Мы с ним опять долго не виделись. Наблюдая за жизнью семьи, я за эти годы научился многое понимать. Из телефонного разговора я узнал, что Мальчик на этот раз находился еще дальше — в Америке. Там тоже разговаривают на языке моих предков. Еще я понял, что моя семья собирается его навестить.

В то время во Франции происходили какие-то важные события. Не могу сказать, что именно, но даже я чувствовал в атмосфере какие-то перемены. Повсюду царили волнение и надежда: по вечерам в каждом доме слушали радио и смотрели телевизор. Было много разговоров. Мои хозяева не приезжали несколько воскресений подряд. Наконец, они приехали. У них был очень озабоченный вид. Они много гуляли и смотрели на дом и на сад так, словно видели их в первый (или в последний) раз. Меня мучили нехорошие предчувствия, и я со страхом ждал дальнейших событий. Я ластился к ним, был даже излишне прилипчив, но меня не отталкивали. Следующий их визит не был таким тревожным. Они улыбались, словно, наконец, произошло долгожданное объяснение или было принято очень важное решение. Краем уха я услышал, что «пора покончить с беспорядком и заняться делом»… Я передаю все эти незнакомые слова, хотя уверен, что правильно понимаю их смысл. Сначала я решил, что у кого-то родился ребенок. Но когда одна из моих жен показывает мне новорожденного щенка, это не вызывает столько шума. Ну вот, теперь мне все понятно! Они собираются сажать клубнику. Таков результат всех этих шумных и непонятных разговоров. Решение правильное. Я люблю клубнику; это намного лучше, чем «кончать с беспорядком».