Николь Дескур - Я, говорит пёс

Я говорил о мяснике и бакалейщике, но мог бы еще рассказать и о часовщике, и о продавце книг — обо всех своих друзьях.

Когда я впервые пересек улицу Бабилон, чтобы зайти с хозяйкой в магазин драгоценностей, вход в него загораживал громадный пес. Он был добрый и безобидный, я подружился с ним. Его хозяин рассказал, что у него есть цыпленок, и этот пес с ним очень дружит. Представляю их рядом! Мне очень нравился этот старый верзила, и я изо всех сил тянул за поводок, спешил перейти улицу и поздороваться с ним. Но однажды он безо всякого предупреждения с лаем бросился на меня и чуть не укусил. Я остолбенел. Хозяин тут же схватил пса за ошейник и увел в магазин. Вернувшись, он объяснил, что его пес увидел во мне взрослого соперника, который способен отобрать у него лавры первенства. Не знаю, что он боялся потерять, кроме куска тротуара, на котором стоял, и не могу объяснить столь внезапную вспышку ревности. С тех пор мы проходили это место очень быстро и с опаской. Чуть дальше находился книжный магазин. Ни одного приятного запаха, особенно после несравненной мясной лавки, с которой ничто не может конкурировать… Книги меня интересуют только как упражнение для зубов: приятно иногда разодрать что-нибудь в клочья. А вот продавщица там была очаровательная. Она меня прекрасно знала, и я никогда не пропускал возможности выступить со своим коронным номером: сев у входа, подать ей лапу. Когда она жила в другой стране, у нее тоже было много собак. Еще через несколько шагов мы сворачивали на улицу Вано, где нас ожидала встреча с цветочницей, менее приятной женщиной. Что делать, если в ее лавке так пахло землей, что у меня появлялось желание поднять лапу? Да и потом, зачем же сажать у входа в лавку дерево, пусть даже и в кадке? Моя хозяйка пыталась выяснить это, но та ответила, что если я еще раз подниму лапу на ее дерево, то, хоть она и обожает меня до невозможности, все же выльет на меня ведро воды. Похоже было, что она шутит, но я решил больше не рисковать.

Он иногда подшучивал надо мной, и я часто не понимал как следует, что ему все-таки нужно. Обычно он говорил со мной по-французски, но иногда, видимо, вспомнив о том, что я по происхождению ирландец, — по-английски. Знал бы он, что интонация значит больше, чем любые слова, и что можно сказать «как ты мил» таким тоном, что это будет звучать как «ну и мерзкий же ты тип». Хотя, конечно, есть у меня определенный запас слов на французском языке: эти выражения вызывают приятные либо неприятные ощущения, в зависимости от ситуации, в которой они употребляются. Как-нибудь я вам о них расскажу.

Но сейчас мне хочется поведать вам о событии, важном для всей нашей семьи.

Я жил в семье уже год и часто присутствовал при чьих-нибудь отъездах и приездах, встречах и расставаниях. Но всегда члены моей семьи в конце концов оказывались вместе. Я безо всякого опасения наблюдал за тем, как они собирают чемоданы, садятся в машину, оставляют меня дома. Я заметил, что наступление хорошей погоды вызывает у людей сверхъестественную активность: они все суетятся и без конца говорят об отдыхе и путешествиях. Когда я впервые увидел, что по всему дому валяются большие коробки, в которые укладывают одежду и обувь, я не догадался, в чем дело. Я решил, что собираются продавать мебель. Но они уехали, взяв с собой коробки и оставив на месте мебель, меня и Вивиан, которая прибирала в доме и готовила еду для нас двоих. Теперь я гулял только с ней, жизнь наша была спокойной и грустной. Большая уборка оповещала меня о скором возвращении хозяев. Но каждый раз при виде знакомых коробок я начинал сомневаться: а не уедут ли они навсегда? Но присутствие Вивиан, которая всегда была так добра ко мне, вселяло в меня надежду. Однажды в их отсутствие в нашем доме работали маляры. Мне не нравится запах краски, но я был очень вдохновлен тем, что с их появлением в доме все пришло в движение. Передвигали мебель, перекрашивали стены, дом постепенно принимал новый облик. Я пребывал в полном восторге до того самого дня, когда решил понюхать большую банку с краской. Я задел ее лапами, и белая краска вылилась на пол; я отступил, чтобы не запачкать лапы, и опрокинул другую банку. Стараясь избавиться от неприятного запаха, я стал тереть морду лапами и еще больше запачкал ее. Просто катастрофа! Вивиан больше не разрешила мне заходить в комнаты, где работали маляры. Когда мои хозяева вернулись, на морде моей все еще были белые волоски. При виде бутылки с вонючей жидкостью, которая должна была вернуть мне мой натуральный цвет, я опрометью бросился прочь, и им пришлось отступить. Говорят, из-за этих белых шерстинок я стал похож на старика.