Элизабет Гилберт - Есть, молиться, любить

Сегодня Кетут был очень занят — толпа балинезийских пациентов сгрудилась в его дворе, как кипа грузовых контейнеров, все с детьми или дарами на руках. Там были фермеры и предприниматели, отцы и бабушки. Родители, чьи младенцы срыгивали всю еду, и старики, преследуемые черными сглазами. Юноши, терзаемые агрессивностью и похотью, девушки в поисках подходящего жениха, измученные дети с жалобами на сыпь. Все они утратили гармонию, и все нуждались в восстановлении равновесия.

Однако ожидающие во дворе Кетутова дома неизменно полны ангельского терпения. Порой им приходится ждать по три часа, пока у Кетута появится возможность уделить им время, но никто при этом не притоптывает ногой и не закатывает в раздражении глаза. Поразительно и то, как ждут маленькие дети, прислонившись к своим красивым матерям и играя с пальчиками, чтобы занять себя. Меня всегда удивляло, когда потом выяснялось, что этих самых ангелочков привели к Кетуту, потому что матери с отцом показалось, будто их ребенок «слишком непослушный» и его нужно вылечить. Вот эта девочка — непослушная? Эта трехлетняя малышка, которая спокойно сидела на палящем солнце целых четыре часа, ни разу не пожаловавшись, не попросив ни еды, ни игрушки? Это она-то непослушная? Мне так и хочется сказать: «Эй, люди, хотите узнать, что такое по-настоящему непослушные дети? Поехали со мной в Америку, я покажу вам наших детей, которых только риталином [43] Амфетаминовый стимулятор, лекарство от синдрома расстройства внимания. и утихомиришь!» Но здесь у людей иное представление о том, что значит хорошее поведение детей.

Кетут покорно принял всех пациентов одного за другим. Его как будто не волновал ход времени — он уделял каждому ровно столько внимания, сколько нужно, независимо от того, кто шел следующим в очереди. Он был так занят, что даже пропустил свой единственный прием пищи в обед, так и просидев приклеенным к крылечку, связанный обязательствами перед Богом и предками, согласно которым он должен сидеть здесь часами и помогать каждому. К вечеру его глаза устали, как глаза полевого хирурга гражданской войны. Последним сегодняшним пациентом оказался совершенно изможденный балинезиец средних лет, сетовавший на то, что не спит уже много недель; его преследовал кошмар, в котором он «тонул сразу в двух реках».

До сегодняшнего вечера я толком не понимала, какова моя роль в жизни Кетута Лийера. Каждый день я спрашивала его о том, зачем я ему, но он лишь настаивал, что я должна приходить и проводить с ним время. Мне неловко отнимать у него огромную часть дня, но он всегда выглядит расстроенным, когда вечером я ухожу. Я даже не учу его английскому, по сути. Все то, чему он выучился, сколько бы десятилетий назад это ни было, уже осело в его голове, не оставив места для исправлений и новых слов. Правда, мне удалось втолковать ему разницу между «рад видеть» и «рад познакомиться» сразу по приезде — и то хорошо.

Сегодня, когда последний пациент ушел и Кетут совсем выбился из сил, так устал от служения людям, что выглядел дряхлым стариком, я спросила: может, мне уйти, чтобы он мог побыть один? Но Кетут ответил: «Для тебя у меня всегда найдется время». После чего попросил рассказать что-нибудь об Индии, Америке, Италии, о моей семье. Именно тогда я поняла, что для Кетута Лийера я не учительница английского и не ученица медитации. Я то, что способно принести старику знахарю самую простую человеческую радость, — его собеседница. Я просто человек, с которым можно поговорить, потому что ему нравится слушать рассказы о мире, — ведь у него было не так уж много возможностей этот мир увидеть.

Пока мы часами сидели на крыльце, Кетут успел расспросить меня обо всем на свете, начиная с того, сколько стоят машины в Мексике, и заканчивая причинами заболевания СПИДом. (На оба вопроса я постаралась ответить как можно лучше, хотя, полагаю, специалист смог бы дать гораздо более полноценный ответ.) Кетут никогда в жизни не покидал пределов острова. По правде говоря, почти всю свою жизнь он провел на этом самом крыльце. Однажды он совершил паломничество к горе Агунг — самому большому вулкану на Бали и важнейшему месту духовной силы, — но, по его словам, то место обладало столь мощной энергией, что он с трудом мог медитировать из страха, что его поглотит священный огонь. И хотя он ходит в храмы на большие, важные церемонии, а соседи приглашают его в гости Для совершения свадебного обряда или ритуала достижения совершеннолетия, большую часть времени его можно найти здесь, на бамбуковой циновке, где он сидит, скрестив ноги, в окружении томов прадедовой медицинской энциклопедии, написанной на пальмовых листьях, лечит людей, усмиряет демонов и изредка балует себя чашечкой кофе с сахаром.