Николай Бахрошин - Идол липовый, слегка говорящий

– Значит, духи одноклассников виноваты? – догадался Саша.

– Точно. Они самые. Устроили ей веселую жизнь.

– Как-то это все звучит…

– А что, ты до сих пор сомневаешься? Хочешь, еще что-нибудь покажу?

– Не надо! – быстро ответил Саша.

– Значит, не сомневаешься, – удовлетворенно подытожил Хранитель. – Что и требовалось доказать…

А что касается Веры, то я ей помог конечно. По крайней мере школьные духи больше не будут ее тревожить. Теперь ей самой предстоит это осознать. Как она с этим справится – уже другой вопрос. Тяжело ей будет, после стольких-то лет. Ты даже не представляешь, какая у нее была насыщенная и яркая жизнь.

– Представляю, – хмыкнул Саша. – Интересно, а ты многое можешь? Ну, в смысле… Ну, ты понимаешь… – вдруг спросил он.

– Много, – подтвердил Хранитель без лишней скромности – Ты даже не подозреваешь еще, как много…

Костерок был – одно название. Небольшой огонек трепетал на углях, постепенно становясь все мельче и мельче.

Саша нашарил рядом с собой две последние щепки и подкинул ему. Огонек, осторожно облизав их, оживился, воспрял и начал набирать силу.

Впрочем, надолго ли его хватит? Щепки маленькие, прогорят быстро…

Саша с Алей сидели рядом, привалившись к бетонной стене, и неотрывно смотрели на пляшущий огонек. Свет костерка почти ничего не освещал, но друг друга они все-таки видели. Когда погаснет, станет совсем тоскливо… Уже не увидят…

– Это последние? – спросила Аля.

– Последние, – подтвердил Саша.

Хотел сказать мужественно и твердо, но голос подвел. Дрогнул голос. Дал петуха и получил в ответ мокрую курицу. Прозвучало, надо признать, пискляво и жалобно, самому стало стыдно.

– Жалко… Огонек погаснет… – сказала она, и ее голос прозвучал равнодушно. Пугающе равнодушно. Красивая молодая женщина, заблудившись в кошмарическом подземелье, должна проявлять чуть больше эмоций… А если не проявляет, значит, копит…

– Ничего! Выберемся скоро! – успокоил ее Саша. – Чтоб мы да не выбрались! Так, Аленька?

Вот это получилось как надо, твердо и убежденно. Только кого он хотел успокоить, себя или ее? Похоже, ни по первому, ни по второму пункту особых успехов не наблюдалось.

Она не ответила.

– Зябко как-то… – сказала Аля, поудобнее приваливаясь к Сашиному плечу. Ее волосы невесомо щекотали щеку, голова лежала на плече приятной тяжестью, стрелы-ресницы вздрагивали совсем рядом. Пряный, дразнящий запах с полынным привкусом женского пота тревожил ноздри. И вообще, она была так близко, что впору сойти с ума от желания и нежности. От чего больше – еще вопрос…

Вдвоем – это, безусловно, плюс ситуации… Приключенческая романтика для старшего школьного возраста. В этом задорном возрасте фригидность героини еще не является определяющим фактором для героя, вяло размышлял он. Еще кажется – собственного темперамента хватит на целый мир…

В остальном, конечно, – сплошные минусы. Если разобраться, сидят они черт знает где, только достоверно известно, что под землей. Дожигают остатки случайно найденного полусгнившего ящика, да и тех уже не осталось. Дальше – темень и неопределенность подземных скитаний. Вода, правда, есть, хоть и гнилая, воды в этом подземелье достаточно, но пить ее они пока не решались. Обходились своими запасами, которые тоже катастрофически убывали. Здесь, в этой комнате, похожей на бункер, из которой вели в разные стороны сразу три коридора, хотя бы на полу сухо…

В общем, они заблудились.

Получилось все, надо признать, просто и глупо. Завал на пути стал для отряда неприятной неожиданностью и поводом для шумной дискуссии. Спорить вроде как было не о чем, сообразил потом Саша, нужно было просто решить – возвращаться назад или искать обходной путь через боковые коридоры. А базар развели такой, словно две национальные диаспоры договаривались о новых рыночных ценах на плодоовощную продукцию. Все гундосый Самородов, он, конечно, зачинщик. «А мне кажется, вот если бы, здраво размышляя…» Хотя остальные тоже хороши. Летун Васька мог бы не выкладывать свое нецензурное мнение о российских чиновниках целиком и полностью. По крайней мере не получилось бы политического диспута, переходящего на личности и украшенного ядовитыми взаимными оскорблениями. В него встрял даже Егорыч как тоже пострадавший от бюрократии. Саша попытался было воззвать к голосу разума, но где там! Его быстро и ловко втянули, ухватив за больное место. За роль свободной печати в демократическом обществе, где она, печать, сама шалеет от свободы и необузданности. Самородов издевательски сообщил ему, что все журналисты – продажные брехуны. Ничего нового не сообщил, но завел…