Павел Крусанов - Бессмертник (Сборник)

Гость смотрел на хозяина и видел ящик лимонов.

Тут в номер вошли Сяков, Жвачин и Шайтанов и перебили речь Исполатева известием, полученным от поварих литфондовской столовой: ябеда и либреттист Крестовоздвиженберг пропал без вести – второй день не появляется к завтраку-обеду-ужину, не забрал у соседа ссуженную накануне пиш. машинку, не пришёл, вопреки договору с директором Дома, в блатную сауну с шашлыками и развратом, не ночевал в своём номере и, вообще, со вчерашнего утра его никто не видел – вот радость-то!

Исполатев представил следователя ялтинского ГУВД. Сыщик расстроился утечкой следственных тайн и, отбросив обиняки, решительно предложил хозяевам шестьсот седьмого номера дать подписку о невыезде.

– Есть показания, что вы грозились расправиться с Крестовоздвиженбергом, – пояснил он.

– Какая подписка! – сказал Шайтанов. – Через пять дней закончится совещание и нас отсюда выселят.

– С администрацией Дома и столовой мы договоримся, – веско заявил сыщик. – Будете жить здесь, сколько потребуется следствию.

– А почему только шестьсот седьмой? – возмутился сообразительный Сяков. – Я тоже при свидетелях грозил Крестовоздвиженбергу расправой.

– А я хоть и соскучился по двум своим бабам, – сказал Жвачин, – требую взять подписку и с меня.

Следователь ничего не имел против, тем более – обнаружилось несоответствие между записью в журнале дежурной дамы и паспортом Жвачина. Объяснения, что Евгений Скорнякин – псевдоним, подозрений не рассеяли.

А. Ж.И вновь прошу: прости меня за сцену у фонтана. Я был не прав и осознал вину. Друзья мне объяснили то, что сразу сам не понял.

П. И.Прощаю всех… Что ревность? – зависти регистр, один из самых буйных – тех, что стены кирпичные, скреплённые раствором на яйце, своим звучаньем рушат… Будь спокоен, нет зависти во мне.

А. Ш.И правильно! Представь, бочонок денег у автоматов выиграл Сяков, а мне завидовать и мысли не пришло. Я рад за друга и его удачу… Тьфу!.. Это случай совсем не ваш… Забудем, словом, обиды – теперь подумать следует, как лучше капитал потратить.

А. Ж.Исчез, не дописав «Муму», сосед – и ладно. Подписка о невыезде – чудесно… Но обвинение нелепое над нами висит напрасно. Предлагаю запой протеста объявить. Что голодовки и самосожженья? – оскомина одна и никакого толка. Мы купим водки, приступом возьмём столовую, устроим баррикаду из мебели и будем пить, пока свободными нас не признают от всяких подозрений!

БМП.Следует продумать для телевиденья и прессы заявленье, плакаты, лозунги и транспаранты запасти, иначе – сочтут за хулиганов, оклевещут и в вытрезвитель отправят…

А. Ш.До сих пор против чего протестовали мы однако?

А. Ж.Мы до сих пор готовились вот к этому – главнейшему – запою.

П. И.Запой протеста? Хм-м… А впрочем, всё равно.

Столовую решили брать перед завтраком, чтобы иметь на плите запас закуски. За водкой отправились тут же, пока торгуют.

Минут за двадцать до завтрака столовая пала без единой разбитой тарелки. Налитых, как антоновка, поварих под руки выставили наружу, в пахнущий арбузом туман. Парадные двери прижали буфетной стойкой-холодильником, рядом разложили огнетушители, двери кухонного чёрного хода, обитые листовым дюралем, заперли на засов. Объяснение акции, зашифрованное в манифесте «Опьянение как демонстрация независимости простейшего порядка», и наспех намалёванные плакаты «Требуем российского консула» и «В чём corpus delicti?» вывесили в окнах.

До появления директора Дома запой протеста успели объявить открытым и закусили это дело дрожащим омлетом. Грузный директор в натянутой до треска рубашке, окружённый возбуждёнными поварихами, попробовал было проникнуть в дверь, но засевшие внутри мерзавцы пожелали говорить через окно.

– Немедленно очистить пищеблок!

– Пока не снимут подозрение, – ответил Сяков, – мы будем пить здесь водку и закусывать… – Договорить ему не дали.

– Демарш?! Восстание рабов?! – всколыхнулся директор. – Я выселяю вас за хулиганский срыв работы столовой!

– Нас нельзя выселить, – вступил в переговоры Исполатев, – мы дали подписку о невыезде.

По-видимому, директор был в курсе, но тем не менее, не постеснявшись поварих, сказал Исполатеву дерзость, за что Шайтанов метко швырнул в него с ложки омлетом. Грубияну пришлось отступить. Вскоре к столовой потрусили литераторы. Ушли ни с чем. Около полудня технический персонал Дома творчества – слесарь, водопроводчик и плотник, – во главе с тугим директором, пошёл на приступ бунтующей цитадели. Натиск отбили при помощи огнетушителя и совершили ответную вылазку, гася ржавой струёй пыл матерящегося персонала. «Баллоны же подотчётны ж! – рыдал директор. – Мне ж теперь же ещё и пожар выдумывать!» Победу отметили залпом из четырёх гранёных орудий.