Василий Аксёнов - Малые святцы

— Да уж, наговоришь, — довольный Тренька, посмеивается. — В кою бы пору, тока что идь вылез, — и говорит: — Ты бы потише, а… а то своих ещё разбудишь.

— Ага, разбудишь их… лёгкое дело, — говорит Марфа, спиной к стене ещё теснее прижимаясь. — Немцев вон этих зазови, заставь их громче ещё гыркать, так и они их не поднимут… то я не знаю… Мать — та совсем глуха… как печь… третьей зимой ещё ушами шибко перемучилась. Ох, и болела… страшно вспомнить. А Манька — с той потеха прямо… ту хоть тряси — не дотрясёшься, тоё хоть за ноги на улицу вытаскивай… та — как колода, ну, и сны не видит, сознаётся.

— А она, сеструха-то… — начал было Тренька, шаря рукой под одеялом, будто что потерял или что обнаружил.

— Ой! Ой! Не трогай, варвар, не касайся! Закричу а то, ей-Богу! — с притворным недовольством выпаливает Марфа и отбрыкивается игриво от дружка. — Не лезь, не лезь, покуда не согреешься… Вон аж по коже пупырышки!

— Ну-ка и где, дай-ка пошшупать, до пупырышек-то охоч я.

— Ага, дала — и не упала.

— Она, сеструха-то твоя… она как это? — продолжает Тренька и речь и осаду. — Похожа, нет ли, на тебя? Тут-то и тут-то… и не обличьем пусть, а тут-то?

— Ой! Ой! Ой!.. Не лезь — столкну… кому сказала!.. точно, столкну идь, окаянный! — угрожает, и не в шутку кажется, Марфа, отгораживаясь от казака одеялом.

— Тут-то во как, а, есть ли нет на чё позыркать? Есть чё потрогать, али не за чё и подержаться? — не унимается Тренька, человек военный, к осадам привычный и боевым действиям обученный; пытается преодолеть заслон тряпичный, чтобы добраться рукой до пышущего жаром тела своей подружки. — Взрачна девка, али как?

— Так-то ничё, — отбиваясь добросовестно от осаждающего, отвечает Марфа; запыхалась в обороне. — Одна беда, что щадровитая… А так — за пальцы — прыткий — не по уговору. Больно, сказала, идол, отпусти!

— Эта беда нам не беда… Это не горе, — говорит Тренька, не забывая про главное — рукой протиснуться до Марфы; а той и не видать уже совсем — скрылась вся под одеялами; чернеет на подушке только стриженная в кружок голова напирающего. — Тут-то бы всё по естеству… лицо-то ладно… пусть и это… с лица-то, чё, воду не пить, на боженку его не ставить… и ряба курочка яичко сносит.

Сама с собою, как ребёнок, разговаривает свечка: щёлк да щёлк — пламя колеблется на ней; переползает медленно, если позамечать, по войлоку, что на полу, лунное пятно — к оконцу ближе: сбегать надумало, похоже; там, на улице, метелит.

Поборолись какое-то время казак с девкой молча. А после:

— Ну так и что… что ты брусил-то? — глухо из-под одеял спрашивает Марфа.

— Ну дак а чё? — говорит Тренька, не прекращая атаки.

— А что всё мелешь-то… без останову? — говорит Марфа, сдаваясь наконец; показывается — волосы растрепались, облепили ей лицо — и вдыхает воздух глубоко и шумно. — Ты и настырный, — говорит, — как… и не знаю.

— Ну вот-те на, я и настырный! — говорит завоеватель. — Это уж ты упрямая, дак я вот…

— Ещё и брешешь, как кобель непутний, — говорит побеждённая, убирая с лица волосы.

— А хошь — верь, девка, хошь — не верь… не заставляю, не неволю, но, честно слово, вот те крест, — говорит Тренька, одной рукой обнимая Марфу за круглые плечи, другой — как бы крестясь. — Они на ёлках, что покрековастей… Случается, сосна корявая, дак и на ней, и на листвяжке… важно, лесина чтоб была покрепче… Стеблем-то по шершавому стволу, как хмель, её опутат… ага, чудно, когда впервые-то увидишь… Подъедешь где, упрёшь пикой в бушмет, какой пониже-то висит, наколешь, а то тяжёлый, и без упору-то, дак и не удержишь… большой увесистый… как эвот…

— Только руками-то не надо! — говорит Марфа.

— Если дотянешься, — как ни в чём не бывало продолжает казак. — А нет, дак спешишься, саданёшь по комлю пошибче ослопом — они и, будь здоров, берегись тока, а то притюкнет по башке-то, посыпались, когда ядром-то выспелят… ладонью хряпнешь по яму наотмашь — так вот: ать!..

— Идь мне же больно.

— Да я ж легонечко, любя, — говорит Тренька, извиняясь руками.

— Ага, любя! А у тебя и лапы-то!

— Но… и расколется, — говорит Тренька, поцеловав Марфе нечаянно ушибленное место. — Ага, расколется, а в ём, девка, нутрь-то самая вся алая, как прямо… но… как это… но… и семючки крупные, чёрные, бытто жуки… из их араку, девка, курят.

— Да уж не эта ли… не гарбузя ли? — спрашивает Марфа, блестя глазами.

— Да ты пошто это… какая гарбузя там! Я гарбузю не знаю, чё ли. Не гарбузя совсем. Какая гарбузя, — говорит Тренька, чуть отстранясь, чтобы полюбоваться Марфиной улыбкой. — Там хрукт особливый… вкусятина — и не обскажешь… Да там и всякого, помимо… Земля-то богдыханская… изрядно, девка, плодоносит, пустого места не отышшешь.