Ксения Кривошеина - Недоумок

Зора, подлила себе в стакан и уютно устроилась в шёлковых подушках низкого дивана.

— Присоединяйся герой, у нас вся ночь впереди, поговорим о жизни, я страсть как люблю философствовать. Я твои статейки в «Русской мысли» читаю, так себе, не очень гениально, знаешь, ведь я тоже сочиняю, готовлю книгу рецептов, вот Алка её корректирует, хотела тебя попросить, помочь мне… может подкинешь кое-какие идеи?

Голицын выпил и почувствовал как его нижние конечности растворяются, кресло, в котором он сидит оторвалось и плавно полетело по комнате, голова наполнилась веселящим газом, а мысли поскакали чехардой и призвали к хулиганским действиям.

— Что же вам своих «рабов» не хватает? Муж ваш такой пост занимает, что, наверное, многие русские готовы услужить ему и вам? Я слышал, от Аллочки, как вы её третируете, да и не только её…

Зора злобно сверкнула глазами.

— Ты, наверное, Пушкин не читал Оруэлла, там у него в «Скотском хуторе» персонажи прописаны — коровы, куры, свиньи, козлы, они мне вполне кое-кого напоминают, а из своего личного опыта, я давно заключила, что только русские должны подтирать задницы нашим детям, у них это замечательно получается, ну и в зависимости от талантов, делать кое-что другое.

Он и не подозревал, что вдруг, все те чувства, которые он когда-то испытывал к жене, отрицательная масса гнилой энергии, разъевшая его душу — враз, вскипит! Вскрыть нарыв, тогда смелости не хватило. А тут, у него не только зачесались руки, но и какой-то голос шепнул, что совершенно спокойно, он может не только закатить неприличный скандал, но крепко врезать по личику этой вульгарной старой кукле. Ему было невыносимо слышать не только личные оскорбления, но и что к России, относятся как к какому-то прогнившему телу, а к русским как к скоту.

Он встал, его сильно качнуло.

— Слушай… ты, я хочу тебе дать совет…

Дыша вином и ненавистью, он схватил её за руку, она взвизгнула, народ примолк, а он не узнал своего голоса.

— Слушай, кто тебе дал право так презирать русских!

— Патриот… поганая рука Москвы, вон из моего дома!

— Не волнуйся, я сейчас уйду, только скажу тебе кое-что. Прекрати писать свои бездарные кулинарные книги, всё это сплошной плагиат и компиляция… пока не поздно, заведи молодого любовника, грабани мужа, а не то твой Шася тебя опередит, видишь он уже в том углу тискает Аллочку.

Ха-Ха-Ха! Он смеялся. Он хохотал. Он дёрнул её за бант, тот покосился и вместе с рыжим париком остался у него в руке!

Гробовая тишина, резко сменилась реквием, это Шася врубил магнитофон на полную катушку.

— Заткни, своего Моцарта! — рявкнула Зора и плеснула вином в лицо Голицыну.

Кто-то кинулся её успокаивать, Шася в панике метался по комнате, Аллочка повисла на Голицыне, больно вцепилась зубами в его руку, но он вырвался и ринулся к выходу, опрокинул стул, поскользнулся, чуть не растянулся, захватил на ходу не допитую бутылку виски и громко хлопнул дверью! Уф! Ура! Скандал вышел на славу!

Ноги несли сами, только странно, что они были как не свои, и выделывали странные кульбиты, то спешили, то плелись, носки цеплялись друг за друга, а иногда ему казалось, что он на цирковых ходулях и тени ночных автомобилей скользят где-то внизу. В голове звенела счастливая пустота и навязчивые аккорды реквиема.

Он был доволен, ему было хорошо.

Свершилось!

Он свободен, как ветер и этот город его дом!

Вот она долгожданная воля!

Он шёл медленно, спешить было некуда, всё окончательно в прошлом, на ходу он подносил горлышко ко рту, отпивал большой глоток, весёлая компания молодёжи обогнала его, кто-то ободряюще похлопал по плечу, дал прикурить, вот он миновал знакомый квартал, потом площадь, видно завтра здесь будет базар, потому что заранее приготовлены длинные столы под навесами, ещё поворот, он уже на незнакомой безлюдной улицы, откуда то потянуло сыростью, будто из подвала, ему показалось, что впереди маячит огонёк, наверное, это станция метро, хотя уже поздно и оно закрыто, вот ещё несколько метров и резкий свет фонарика ослепил его, залаяла собака, кто-то закашлял и хрипло сказал: «Камарад, вьен ше ну, не па пёр…»

Так, он и не испугался, а с радостью принял приглашение, опустился на что-то ватное, мягкое, тёплый воздух вентиляционной решётки смешался с запахом дешёвого вина и грязных тряпок, рядом зашевелилась фигура под одеялом и невидимая рука укрыла его плечи чем-то тяжёлым и мохнатым. Веки отяжелели, голова склонилась на чью-то спину и засыпая, почти машинально он похлопал себя по боку, там, где обычно хранился его бумажник с документами, но карман был пуст.