— Да, — кивнул Джулиус. — И, словно бы извиняясь, добавил: — Войну я провел в Бельзене.
— Морган не могла не заметить этот знак, — сказал Таллис.
— Но, как ни странно, не заметила. Может, он проступает только при определенном освещении. Вам нужна здесь веревка для сушки полотенец. Видите, они все насквозь мокрые. Что же, думаю, что на данный момент это все.
— Спасибо, — сказал Таллис.
Опустив рукава рубашки, Джулиус надел пиджак:
— Солнце проглядывает. Это хорошо. Думаю, мне пора. Таллис встал. Джулиус подошел к двери. Взгляды встретились, и они тут же отвели глаза.
— Мне очень жаль, но так случилось, — негромко сказал Таллис.
— Я понимаю, о чем вы. И что же мне теперь делать?
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы знаете что.
— Уезжайте, — выдохнул Таллис. — Думаю, вам не следует покупать дом ни в Болтонсе, ни на Прайори-гроув. Уезжайте.
— Да-да. Вы правы. Я и не собирался осесть здесь. Так, только тешил воображение. Поеду за границу. Заключу, вероятно, новый долгосрочный договор. То, что было сейчас, — интерлюдия.
— Разумеется.
— Пожалуйста, постарайтесь найти приличное место. Ну что это за жизнь у вас сейчас? Вам, может быть, и привычно, но мне это причиняет боль. Для меня выше всего гармония, а здесь такой хаос.
— Да, знаю, — подтвердил Таллис.
— Разрешите мне одолжить вам денег. Или просто дать их. Я ведь уже говорил, что никогда не даю в долг.
— Спасибо, не нужно.
— Почему нет? Я помню, как вы отказывались, но с тех пор мы настолько лучше познакомились. Подумайте. У меня они есть — вы в них нуждаетесь. Морган должна вам. Можно, я заплачу ее долг? Она была должна четыреста, а отдала вам только сто. Позвольте отдать остальные триста. Ну же, будьте великодушны.
— Хорошо, — чуть подумав, ответил Таллис. — Они придутся очень кстати. Спасибо.
Джулиус выписал чек.
— Ну, мне, безусловно, пора, — сказал он. — До свидания. По всем законам природы мы еще встретимся. — Он помедлил: — Вы допускаете, что я выступаю орудием справедливости?
Таллис ответил улыбкой.
Дверь за Джулиусом закрылась, и весь дом сразу наполнился звуками. За стенкой визжали, в комнате напротив завывал джаз, сверху, от курдов, неслась перебранка, и Леонард громко звал сына.
— Иду, папа, иду-иду.
Голубой «хиллман-минкс» двигался к югу. Исполосованная тенями тополей солнечная дорога все время шла прямо и прямо. Вытянутая рука Саймона лежала на спинке сиденья.
— Мы думали о себе.
— Ощущали такое огромное облегчение.
— Если б мы побольше думали о них!
— Но ведь казалось разумным хранить молчание и ждать.
— Господи, если б мы повели себя иначе!
— Не надо так много думать об этом, Саймон.
— Нам полегчало. Мы опять обрели друг друга. Было так восхитительно снова вернуться домой и в мир нашей любви. В тот вечер у меня голова кружилась от счастья. Было такое ощущение, словно я вырвался из страшных джунглей. То, что осталось за спиной, было таким запутанным, непонятным. Я не хотел больше думать об этом. Казалось, моя вина тоже осталась где-то там, позади, и теперь на мне не лежит никаких обязательств, кроме лишь одного: любить тебя.
— Мы слишком замкнулись в своей любви.
— Аксель, не хочешь же ты сказать…
— Нет, конечно, да перестань ты пугаться! Я просто имел в виду, что нам надо больше общаться с людьми, больше, чем прежде, жить в открытую. Мы слишком прятались в своем потайном мире.
— Да. Знаешь, если б мы чаще выходили вместе, это, наверно, придало бы мне уверенности.
— Скорее всего, это связано с нашей гомосексуальностью. Все мы живем в легком страхе перед обществом. Пытаемся прятаться. А это плохо.
— Но ты ведь не хочешь послать письмо в «Таймс» и огласить все в Уайтхолле?
— Нет. Это их не касается. Но и мы не должны таиться. Не будь наша жизнь так закрыта, мы не попали бы в сети этой чудовищной мистификации.
— О боже, — вздрогнул Саймон. — Знаю, знаю. Это моя вина, это моих рук дело…
Они опять и опять возвращались к этому разговору. Терпеливо и вдумчиво Аксель шел с Саймоном по кругу самообвинений, объяснений, оправданий, новых самообвинений. И каждый раз добавлял что-то, уточнял, указывал, пытался прояснить меру ответственности и невиновности, пытался помочь Саймону принять и осмыслить все чудовищные детали случившегося.
— Нет, — возразил он на этот раз. — Если подумать обо всех дьявольских хитросплетениях, приведших в конце концов к смерти Руперта, и о том, как ничтожно мало все мы в каждый отдельный момент знали о ситуации в целом и о возможных последствиях…
Читать дальше