Ган Хан - Вегетарианка

Разложив приготовленную аппаратуру, он вынул видеокамеру, проверил батарейки, поставил в угол прожектор, взятый на тот случай, если съемка затянется, раскрыл альбом с эскизами, закрыл и сунул назад в сумку, снял джемпер, закатал рукава рубашки. Он ждал. Когда до трех часов – в это время она собиралась приехать на станцию метро – оставалось несколько минут, он обулся и повесил джемпер через локоть. Вдыхая чистый воздух окраины города, зашагал к метро.

Зазвонил мобильный, и он ответил на ходу. Это была жена.

– Это я. Кажется, сегодня буду поздно. Студентка, что на подработке, снова не явилась. До семи надо забрать Чиу из детского сада.

Он ответил коротко:

– Я тоже не могу. Раньше девяти не получится.

Раздался вздох жены.

– Поняла. Попрошу тетушку из 709-й квартиры побыть с ребенком до девяти.

На этом разговор закончился. В последнее время его отношения с женой стали похожи на отношения компаньонов, связанных ребенком, и общались они без лишних слов.

Спустя несколько дней после его визита к свояченице, сила нестерпимой страсти заставила его ночью обнять жену. Горячее желание, которое он не испытывал к ней даже в первые месяцы после женитьбы, удивило их обоих.

– Что это с вами?

Не желая слышать ее гнусавого голоса, он закрыл ей рот. Смутно проступающее в темноте очертания носа, мягкие губы, линия гибкой шеи напомнили ему желанный образ, и он весь устремился к нему. Губами трогая упругие соски жены, он снял с нее ночную сорочку. Каждый раз, когда образ маленьких голубых лепестков собирался исчезнуть, он закрывал глаза и стирал лицо жены.

Когда все закончилось, он увидел, что она плачет. То ли от бурных эмоций, то ли от обиды, то ли от каких-то неизвестных ему чувств – он не мог знать.

– Мне страшно, – тихо проговорила жена.

Нет, кажется, она сказало другое.

– Я боюсь вас.

Он провалился в сон, похожий на смерть, поэтому не смог определить точно, на самом ли деле эти слова сорвались с губ жены. И как долго продолжались ее рыдания, тоже не слышал.

Однако на следующее утро жена вела себя как всегда, словно ничего не произошло. И голос ее, несколько минут назад прозвучавший по телефону, не изменился. В нем не было ни намека на случившееся той ночью, ни какой-то враждебности. Просто иногда ее интонации, ее терпение, которое временами казалось сверхчеловеческим, ее вздохи, всегда звучащие одинаково, привносили в его душу некую неловкость. Чтобы избавиться от нее, он ускорил шаги.

К его удивлению, свояченица уже ждала его у выхода из метро. Видимо, она уже давно поднялась наверх и немного взъерошенная, сидела на ступенях лестницы. В потертых джинсах, коричневом толстом свитере, она, казалось, явилась прямиком из зимы. Не решившись сразу окликнуть ее, он смотрел, будто зачарованный, как она вытирает пот с лица, разглядывал ее силуэт, освещенный солнечными лучами.

– Раздевайся, – тихо сказал он.

Она стояла и безучастно смотрела на осины за окном. Спокойные лучи дневного солнца придавали яркость светлым занавескам. Она даже не оглянулась. И в тот миг, когда он собрался повторить просьбу, решив, что она не расслышала, ее руки взлетели вверх вместе со свитером. Она сняла белую футболку и обнажила спину; бюстгальтера на ней не было. Потом стянула старые джинсы, и перед ним предстали две белые округлости.

Он смотрел на ее ягодицы, затаив дыхание. Чуть повыше двух мягких холмиков виднелись довольно глубокие ямочки, обычно называемые улыбкой ангела. Что касается монгольского пятна, так оно, размером с большой палец, и в самом деле примостилось в верхней части левой ягодицы. Непонятно, как это пятно могло до сих пор оставаться на теле. Но он не ошибался; это действительно было четкое монгольское пятно, похожее на синяк, при освещении отливавшее светлым зеленовато-голубым цветом. Казалось, что это отголосок глубокой древности, чего-то существовавшего еще до эволюции, или след фотосинтеза. К его удивлению, пятно не вызывало никаких сексуальных переживаний, даже наоборот: в нем чувствовалась некая связь с миром растений. Все это он осознал, не отрывая глаз от пятна.

Лишь спустя некоторое время он поднял голову и осмотрел все ее тело. Он подумал об их родстве, и невозмутимое поведение свояченицы – женщины, впервые оказавшиеся в роли натурщицы, обычно ведут себя по-другому, – произвело на него еще большее впечатление. Вдруг он вспомнил, что на следующий день после того, как она перерезала себе вены, ее обнаружили полуобнаженной у фонтана, вспомнил, что по этой причине ее перевели в психиатрическое отделение, где она много раз снимала с себя одежду, чтобы подставить тело солнцу, из-за чего откладывался день ее выписки.