Еремей Айпин - Ханты, или Звезда Утренней Зари

— Многих людей я слушал. Первый, конечно, отец был…

С людьми нужно хорошо жить, говорил ему отец. Для чего? Человек, прожив на земле отведенные ему дни, уйдет в потусторонний мир. И коль он оставит о себе добрую память, люди с благодарностью будут вспоминать его. А это приятно его потомкам — детям, внукам и другим родственникам и близким. Поэтому нужно думать, как ты прожить должен свою жизнь. Ведь после ничего уже исправить нельзя… После пришел крестный отец, старец Ефрем, объяснявший все явления природы и жизни. За свою долгую и трудную жизнь он многое постиг и обдумал. Он был думающим человеком. Быть может, поэтому Кровавый Глаз одним из первых отправил его туда, откуда никто не возвращался. Но прошли годы, и он оказался единственным на всю Реку, кто вернулся с мест, откуда не было возврата.

— Может быть, ему крепкая вера помогла, — проговорил Демьян. — Не ученая, конечно, а простая…

— Вот об ученой вере, — заговорила девушка. — Почему вы не доучились?

— Не знаю… — признался Демьян. — Как-то не до учебы было. В сорок втором мое учение кончилось.

Отец и братья ушли на фронт. Мать посадила его гребцом на нос лодки — ездила так на рыбалку. А зимой взяла его погонщиком оленей, когда стала водить аргиши с рыбой в районный центр. Все же помощник. Он мог бы, конечно, учиться — никто не принуждал работать. Но он видел, как тяжело матери без него. Только по прошествии лет он понял, что матери тяжело было, быть может, не столько физически, сколько от одиночества, от потери самых близких людей. И последний сын своим присутствием облегчал ее душевные и физические муки, помог выдержать тяжесть военных лет.

К концу войны он уже самостоятельно выезжал на рыбалку и охоту. Какая тут учеба, побыстрей бы до победы!

— Другие же учились? — спрашивала девушка.

— Кто учился, кто работал. По-разному все было…

Он призадумался, потом улыбнулся грустно, сказал:

— И грех смеяться, и смешно. В школе-то, в интернате одежда на нас просто горела. А материи-то, видно, не привозили — время военное. Так нам сшили штанишки из занавесок оконных. Белые занавески были, тоненькие такие. Ну, кто их пораньше получил, кто попозже. Кто как без штанов оставался — получал их. Вот первых белоштанников мы стали дразнить «белогвардейцами». И даже стали поколачивать их как следует… А потом и я стал белоштанником, побывал в шкуре «белогвардейца»…

Он помолчал немного, потом взглянул на девушку и вспомнил начало разговора.

— Учение мимо меня прошло, — сказал он. — Если бы я постиг ученую веру, тогда бы, может быть, о боге сказал бы по-другому, по-ученому, что ли…

— Богу мы, конечно, дали большую поблажку, — сказала девушка. — Мы же комсомольцы…

— Не все комсомольцы ученые, — возразил Демьян. — Значит, неученым комсомольцам нужна простая вера.

— Если бы наши комсомольцы в поселке услышали сейчас наши разговоры о боге, крепко бы нам досталось вместе с богом! — засмеялась девушка. — Вздернули бы на одной веревке!..

— Так и вздернули бы?.. — пробормотал Демьян и, взглянув на смеющиеся золотисто-зеленые глаза девушки, сам засмеялся и сказал: — Наверное, приятно висеть на одной веревке… с такой девушкой!

— А как повисишь — так больше не захочешь! — сквозь смех ответила она.

— Ну, один раз в жизни все можно… — многозначительно сказал он.

— Так второго-то раза ведь не будет! — смеялась она. — Второй-то жизни!..

— Ну и что, — невозмутимо проговорил он. — Одной жизни должно хватить!.. К чему вторая-то?

День клонился к вечеру, хотя это было не так просто уловить — все небо затянуто облаками. Но Демьян знал, что перед закатом дождь прекратится ненадолго: можно съездить за карасями в глухое лесное озерко невдалеке от стоянки. Совсем без дела он не мог сидеть.

Когда дождь начал утихать, он взял топор и нарубил дров. В такую погоду всегда должен быть запас. Потом объяснил девушке, как нужно поддерживать огонь, и, сказав, что скоро вернется, поехал ловить карасей. Но караси попадались плохо — то ли из-за непогоды они «спали в иле», то ли кончалось время икромета, и они не ходили, то ли сетешка его вконец обветшала.

Ему хотелось порадовать девушку крупными золотисто-оранжевыми карасями — одно загляденье! Поднимешь — словно солнце в руки взял! Так и горит, так и сверкает! Вот это царь-карась! Но такие не попадались. Поймал карасишек мелких и бледных. Вот и задержался допоздна. Все надеялся, что забредет в сеть чудо-карась.

К ночи еще плотнее сдвинулись тучи, и в лесу стало сумрачнее.