Еремей Айпин: Ханты, или Звезда Утренней Зари

— Эш-ш, кэча! [2] Кэча — окрик собаке, означающий «молчать». — приказал хозяин.

Харко завилял мохнатым хвостом, рванулся к хозяину и взвизгнул, словно прощения просил. Но в его темных и умных глазах была прежняя тоска. И Нимьян, или на русский лад Демьян, помягче повторил «кэча», хотя пес уже не выл.

На востоке взошла Звезда Утренней Зари. Скоро светать начнет, отметил Демьян. И с недоумением покосился на Харко — понятно, когда собака воет вечером, но чтобы выла на утренней заре?! Что-то не помнится. Харко никогда зазря не воет. А беспричинный вой — плохая примета. Что он хочет сказать хозяину?! Зачем поднял человека в такую рань?!

Демьян еще раз оглядел чистое звездное небо и вплотную подступивший к зимовью сумрачный бор, прислушался: что же встревожило Харко? На полуденной стороне, как и прежде, мечутся по небу отблески далекого огня и доносится едва слышный подземный гул. Там, по слухам, нашли горючий жир земли — нефть. Это ее огонь. Впрочем, шум настолько глухой и слабый, что слышен только в ночной тишине. Днем же, когда просыпается тайга, нельзя уловить шум огня и его отсвет. Что же беспокоит Харко?.. На нижнем севере — так ханты называют запад — пока тишина. И там есть люди, которые делают железную дорогу. Тихо и на востоке, где восходит Звезда Утренней Зари. Там живут люди, делающие черную трубу, по которой побежит горючий жир таежной земли — нефть.

Ничего такого не увидел и не услышал Демьян, что побеспокоило бы старого Харко. И он, еще раз прикрикнув «кэча», поспешно вернулся в дом. Не хотел, чтобы перед дальней дорогой его сердцем овладела тревога.

Он вошел в зимовье, тихонько растопил чувал и повесил чайник над огнем — жена Анисья и обе дочки еще спали. Не хотелось их будить. Но как только стали потрескивать сосновые поленья, Анисья тотчас же спросила чистым ясным голосом, будто и вовсе не спала:

— Поедешь?

— Поеду. Погода хорошая.

— Может, не надо сегодня, а?

— Поеду… Сколько откладывать? Вдруг снега пойдут, дороги занесет…

— Да, дороги занесет — оленям тяжело будет! — согласилась жена. — Что же, езжай.

— После холодов потеплеет — и бураны начнутся, — проговорил Демьян. — Их время подойдет, время буранов…

Жена встала и, умывшись ледяной водой, сама принялась готовить завтрак и собирать мужа в дорогу.

Демьян в последний раз начал перебирать свою добычу за первую половину зимы. Не спеша, любуясь высоким чистым мехом, встряхивал песцовые шкурки. И невольно, перебирая пушнину, он вспоминал, какого зверя где и как взял. Первый песец попался в его капкан на Озере-в-Кедрах, в устье болотной речушки Кедровая Вода. Здесь древнее, еще далекими предками облюбованное место запора: в каждую осень, перед самым ледоставом, он перегораживал Кедровую Воду жильником и ставил морду на щук, что поднимались против течения в верховые озера. А возле запора он настораживал капкан в маленьком шалашике с приманкой — рыбой или мясом. В каждую зиму попадалось не больше одного-двух песцов. Другие песцы, идущие с побережья Ледовитого океана, на этот шалашик уже почему-то не смотрели. Иногда они по свежему снегу ходили возле запора, но на приманку не шли. Не всем же в одну ловушку лезть, рассуждал Демьян, рассматривая следы. Но, однако, капкана до самого конца сезона не снимал. Когда приезжал проверять морду, он счищал от снега вход в шалашик, поправлял приманку и колышки. Хотя знал, что добычи здесь больше не будет, все равно возился с капканом — ему приятно было, он постоянно должен был что-то делать.

Второго песца взял ружьем в середине Месяца Больших Жертвоприношений, когда ездил прокладывать дорогу в урман, за Главную Реку.

Расчесывая костяным гребнем светлую шубку красной лисы, которую охотники называют «светлым воротом», Демьян вспомнил, как целых три дня ходил за ней. Более осторожного и чуткого зверя, пожалуй, нет в тайге.

Сначала ладонью левой, затем ладонью правой руки медленно погладил он серебристо-гладкую шерсть выдры. На левом боку, возле передней лапки выдрана шерсть, но густое подпушье закрывает кожу. Как раз этим местом выдра вмерзла в лед на Малой Прорубной реке, где у выходной лунки был насторожен лук-самострел. Как только выдра высунулась из отдушины, стрела сразила ее. И она скользнула под лед, натянув прочный шнур от наконечника стрелы до лука. Демьян приехал под вечер, в первых сумерках. Вот-вот ночь опустится на тайгу. И он поэтому спешил. Натянул шнур — выдра не поддавалась, вмерзла, видно, в лед. Тогда он намотал бечевку на руку и осторожно, пошевеливая хореем тушку зверя, начал натягивать ее — знал, что жало наконечника с крепкими открылками не выпустит добычу. Так, изрядно повозившись, он наконец вытащил из-подо льда выдру.