Михаил Веллер - Всё о жизни

А вот «грязный опыт». После крушения в Арктике полярной экспедиции Нобиле на дирижабле «Италия», итальянский офицер Цзаппи съел шведского исследователя Мальмгрена. Мальмгрен повредил ногу, ослаб, заболел, идти не мог, кругом льды, до людей далеко, тащить его невозможно, еда кончилась… чего ж Цзаппи задаром пропадать. Все равно Мальмгрену хана. А Цзаппи пропитался им и вышел к людям, выжил. Мальмгрену, вероятно, было уже все равно, кто его съел: Цзаппи или белый медведь. Поступок Цзаппи был совершенно целесообразен. Но моральным его назвать трудно… Хотя нелегко и осуждать, если сам не был в такой крутой переделке и не можешь судить с позиций личного опыта и лично проявленных своих достоинств. (Немало в истории кораблекрушений и авиакатастроф подобных историй людоедства, надобно заметить…) А вот если бы Цзаппи сказал: «Я не брошу тебя до конца, у нас одна судьба, не сомневайся» – это было бы благородно, крайне высокоморально, это нам понятно.

Конечно, если бы путешественники заранее знали, что в случае чего один из них съест другого, ни в какую экспедицию они бы не отправились, и до сих пор люди ничего бы не открыли. Можно говорить о целесообразности морали.

А вот участникам антарктической экспедиции Скотта и в голову не приходило бросить промеж себя жребий и одного съесть, чтоб остальным выжить. И благородно погибли все. Применительно к конкретной ситуации можно говорить о нецелесообразности морали.

Получается так: как бы вообще – мораль это всегда полезно. А в частности – мораль это более или менее вредно. В частности вредит интересам индивида соблюдение морали и приносит пользу нарушение.

Но человечество состоит из индивидов, а жизнь состоит из частностей. Польза морали всегда имеет абстрактную форму, а вред конкретную.

Польза морали остается условной, гипотетичной, умозрительной конструкцией: «Если бы не мораль, то тогда-а… было бы плохо». Вред морали остается реальным, конкретным, ощутимым: «Поступаю по морали, и вот теряю блага, а аморальный процветает».

Противоречие не снято.

7. Если бы все были моральными, то все было бы хорошо, – учит моралист. – Все беды от того, что люди недостаточно моральны.

Но если люди за тысячи лет не стали шибко моральными, то с чего ожидать, что они ими вдруг станут? – возражает скептик.

К этому надо хотя бы стремиться и делать все от тебя лично зависящее, – учит моралист. – Тогда будет получше, ну, хотя бы как сейчас. А иначе вообще был бы ужас, «война всех против всех».

Вот всю историю слабое большинство к этому и стремилось, вздыхает скептик. – А сильное наглое меньшинство этой их моральностью и пользовалось в своих интересах.

М-да. Мораль ласкает слабого, но ложится под сильного.

И кто утверждает мораль, тот помогает сильным угнетать слабых.

8. Регулирующая общественная функция морали несомненна.

Но тогда высшей моралью должно быть абсолютное законопослушание. На деле же закон и мораль сплошь и рядом противоречат друг другу. Закон велит доносить, а мораль запрещает. Закон Ришелье запрещал дуэли, а мораль повелевала дуэлировать. Закон велит наказать мстителя, а мораль его одобряет, коли за дело мстил. И т.д.

Ладно. Попробуем о другом. «Закон не занимается мелочами.» Нехорошо обижать слабого, брать себе первый и лучший кусок, отлынивать от работы, если работают друзья, и т.д. Иначе, опять же, всеобщая перегрызня. А так только самые наглые, хулиганы и сволочи, обижают людей, а в основном все-таки можно жить нормально. Верно, есть такое дело. Мораль ограничивает проявления твоего эгоизма – одновременно ограждая тебя как-то от эгоизма других.

9. Но тогда, опять же, получается старая шутка: мораль для массы, толпы, заурядностей – а герой, супермен, повелитель миров выше морали, его она не сдерживает. Значит, если кто хочет быть сильным, властным, хозяином жизни – он должен стремиться к тому, чтобы презирать мораль. Должна быть двойная норма морали – для слабого большинства и сильного меньшинства. Привет от неврастеника Раскольникова и привет от шизофреника Ницше. Просто у Раскольникова оказалась кишка тонка, рефлексии-то много, а жизненной силы мало, не в том неправ, что пришиб бесполезную старушонку, а в том, что в мандраж впал. Не можешь – не берись, не каждому по плечу быть Наполеоном или Волком Ларсеном. Да вон в Москве девяностых крутые ребята кучу старушек перемочили, чтоб завладеть их квартирками, и ни фига ни один из них каяться не пришел.