Яков Шехтер - Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая

«Громоотводы», – догадался Николай Александрович.

– Нам сюда, – Боря потянул его в подворотню. Они прошли сквозь несколько двориков, заполненных запахами селедки и лука, жареной картошки и ароматом развешенного на веревках подсыхающего белья. Дворы внезапно кончились, дома расступились, образуя небольшой пустырь, ограниченный дорогой, по которой быстро и бойко бежали автомобили. За дорогой земля уходила вниз, уступая место голубому воздуху, сквозь который мягко проступали холмы с рассыпанными по склонам красными крышами домов. На вершине дальнего холма, словно маяк, светился белый столбик минарета.

«Жизнь прожита», – подумал Казимир Станиславович, и привычная мысль на фоне минарета и фиолетовых холмов, вдруг повернулась холодным острием.

«Вот теперь все».

С отчетливой ясностью он понял, что уже никуда с этого пустыря не уйдет, что это последняя прогулка в его жизни, последний воздух, а не съеденный утром бутерброд – тоже последний. Объяснить, почему и откуда, он не мог, но не искал и не ждал объяснений, как не ждет объяснений черепаха, гибнущая под колесами грузовика.

Боря отошел в сторонку, запалил сигарету и принялся глубокомысленно изучать ландшафт. Казимир Станиславович прижался к стене дома: через пустырь озабоченно пробегали рыцари и женщины рыцарей – откормленные тетки в черных платках, туго обтягивающих голову. Судя по форме, под платками скрывались лысые черепа. Причина такой эстетики была непонятна, но через пять минут лица примелькались, и он заметил, что некоторых дамочек такой стиль даже украшает, а других, наоборот, портит. В углу площадки играли отпрыски рыцарей, толкались и шумели они вполне по-детски, один из мальчиков все норовил вскарабкаться на фонарный столб, а девочка постарше, но еще с волосами, стаскивала проказника за штаны.

Жаль, жена не дожила, порадовалась бы. А впрочем, во многом покойница сама виновата. Затихшее раздражение вновь шевельнулось в груди. Зачем он понадобился ей, простодушный деревенский паренек? И ведь как обвела, как женила, исподволь, будто сам выбирал. Она тогда уже была в курсе, мать, наверное, постаралась. Мать, конечно, кто еще…

О своей теще Николай Александрович только слышал. Она умерла в день их свадьбы, уехала к старшей сестре в Покровское, вроде с дочерью поссорилась. Знала, наверное, они все знают. Похороны специально отложили на день, но и свадьбу перенесли, не получилось с залом. Жена плакала:

– Бывало, поссоримся, она мне кричит в сердцах – на моих похоронах танцевать будешь. Так и вышло. Ох, как язык надо привязывать…

Потом уже голоса объяснили: когда молодой Мастер женится – старый умирает. Такая вот диалектика.

Тестя Николай Александрович тоже не застал. Польский еврей, задурил голову и сделал ребенка, а когда границу открыли – порх к себе в Гдыню, только и видали голубчика. Обещал вызвать, когда устроится, да где там. Жена уверяла, будто власти не дали. В чем-то Мастер, а в чем-то ребенок наивный. Она ведь отца только на фотографии видела, но верила – не мог обмануть, не мог. Еще как мог. Такие-то и обманывают.

Николай Александрович через голос поискал тестюшку. Нашел…. Давно косточки сгнили. Может, и вправду не успел, да кто теперь узнает.

Впрочем, счастье его, вовремя от тещи удрал. Она, судя по всему, умела из другого потока подпитываться. Иначе зачем ей семя еврейское понадобилось? Просто так у них в секте комара не убивали, все с умыслом да с астральным прицелом. А тещенька была из избранных: ее мать еще от отца Григория красную нить получила. Жена сколько просила, отдай, бабушка, зачем силу с собой уносишь?! Не отдала. Перед смертью пропихнула в рот, умяла за щеку. Так и похоронили.

Она тестя и погнала, бабушка старая, жить хотела, сколько ни жила, а все мало. Что ей позор дочерин, незаконный ребенок. Наворожила от ворот поворот, лишь бы подольше землю топтать…

– И-эх! – Николай Александрович тяжело вздохнул. Эка понесло. Верно – помыкала им жена, и топтала, и мучила, все верно, только для пользы. Для его, Николая Александровича, пользы, чтоб человека из него сделать. Не животное о двух ногах, а посвященного.

Не рассчитала, бедняжка, не ждала от меня такой прыти. Думала, всю жизнь за ней тянуться стану, мальчиком на астральных запятках… Да ведь и я не ждал; решил – опять испытывает, силу мою пробует. Только когда качнулась туда, за оконный проем, лишь там разгадала. И взгляд ее последний, удивленно-уважительный. Если и были обиды, все этим взглядом выбелены.