Яков Шехтер - Астральная жизнь черепахи. Наброски эзотерической топографии. Книга первая

Улыбаясь непонятно чему, он поймал себя на мысли, что после нескольких Бориных фраз начал думать и говорить сам с собой в Борином стиле. Пейзаж за окном сразу просветлел, обострился. Солнце пробилось сквозь утренние облака и высветило тонувшие в сумерках подробности. Автобус зарычал, скрипнул и, мягко вздрагивая, покатился по аллее, обсаженной с двух сторон высоченными пальмами.

Дорога повернула направо, потом налево и превратилась в многорядное полотно скоростного шоссе. За окном стояла самая настоящая заграница, но Николай Александрович прикрыл глаза и прислонил голову к оконному стеклу. Его уже давно перестали занимать пейзажи и прелести архитектуры. Происходящее в его голове было куда интереснее.

Через несколько дней после не сложившейся интрижки жена пригласила Аллу и Борю в гости. Ответный визит, так сказать. Николай Александрович особенного желания встречаться с Аллой не испытывал. С ее мужем он ежедневно сталкивался по работе, и продолжить общение во внеурочные часы также не являлось насущной необходимостью бытия. Честно говоря, его потребность в общении сократилась почти до ноля.

– Я уже и пельмешки закрутила, – настаивала жена. – И форшмак готов.

Из открытой двери кухни доносился густой дух свеженарубленного чеснока.

– Зови, – сломался Николай Александрович. – Хренов ли…

В ту пору он еще матерился. Не при женщинах, конечно, при женщинах приходилось использовать водянистые заменители типа «яп-онский городовой» или « я ваш рот-ный командир». Уже потом голос объяснил ему последствия матерщины, и Антон Павлович потихоньку выдавил из себя ненормативную лексику.

Впрочем, тут и без голоса было ясно: откровенно празднуя победу, жена гонит Николая Александровича на новый залом буйной головы.

– Хренов ли, – повторил он, на сей раз имея в виду военные действия. – Лишь бы борщ хорошо варила.

– Ты это о ком? – настороженно переспросила жена.

– Это я о волке! – восторженно провизжал Нуф-Нуф и задиристо подергал хвостиком.

А настоящий, живой волк в стоял у двери в кухню, и у него был такой страшный вид, такие злые глаза и такая зубастая пасть, что у Николая Александровича по спине пробежал холодок. Впрочем, в ту же секунду видение исчезло.

– Зови, говорю, – подтвердил он. – Наварила, не выкидывать же теперь!

А вечер получился на удивление удачным. Хорошо и вкусно поели, уложили бутылку «Столичной» и отвалились на диван – переводить дух. Николай Александрович хоть и не пил, но окосел не меньше других. Атмосфера вливалась прямо в жилы, через раскрытые воронки в серединах ладоней и ступней.

Голос сначала рассказал, а потом шаг за шагом обучил его впитывать теплый воздух, окружающий человеческое тело, а вместе с воздухом вытаскивать скрытую от посторонних глаз и ушей подоплеку, грубую подкладку красивой одежды. Напрягшись определенным образом, Николай Александрович раскрывал канальцы, упрятанные в самой середине ног и рук, тепло втягивалось через воронки и по канальцам устремлялась под ложечку. Посидев несколько минут с незнакомым человеком, Николай Александрович узнавал о нем почти все. Расплатой за знание служили головные боли или приступы почечных колик; однажды у Николая Александровича даже случился приступ несуществующего аппендицита, благополучно вырезанного двадцать три года назад. Помимо полезной информации тепло приносило вредных насекомых – болезни хозяев. После экспериментов Николай Александрович забирался в душ и по часу сдирал себя верхний слой кожи вместе с угнездившимися в нем паразитами. Он даже мочалку специальную купил, шершавую, словно высохший березовый веник, и драил себя до отчаянной красноты.

– О, у вас гитара, – оживился Боря.

Давно не щипанный инструмент забытым букетом пылился на шкафу. Однажды на Николая Александровича нашло, захотелось выучиться петь. Он купил гитару, самоучитель и записался в кружок при заводском Дворце культуры. Поначалу обучение шло гладко, Николай Александрович гордо демонстрировал жене аккорды и баррэ, но когда мозоли на кончиках пальцев стали превращаться в твердую роговицу, руководитель кружка отозвал его в сторону.

– Видите ли, дорогой, – сказал он, осторожно покручивая пуговицу Николайалександровичева пиджака, культура у нас, конечно же, принадлежит народу, но, но…

Он запнулся, подбирая нужные слова:

– Уважаемый Николай, вам, видите ли, не медведь, вам мамонт на ухо наступил. Бросьте вы эту волынку, не мучайте ни себя, ни нас.