Исаак Башевис Зингер - Рассказы

— Другая за меня не захочет.

— Неправда. Рано или поздно найдется и для тебя девушка.

— Никогда.

Аншель начал уверять Авигдора, что это скверное предложение. Песя и собой нехороша, и неумна, вообще лупоглазая корова. Кроме того, она приносит несчастье, ее муж умер на первом же году после свадьбы. Такие женщины — настоящие мужеубийцы. Но Авигдор ничего не отвечал. Он закурил, глубоко затянулся и стал пускать кольца дыма. Лицо его приобрело зеленоватый оттенок. — Мне нужна женщина. Я не сплю по ночам.

Аншель изумился:

— Но почему же ты не можешь дождаться другой девушки?

— Моя суженая была Хадасса.

Глаза Авигдора увлажнились. Он рывком вскочил нас ноги:

— Ладно, хватит валяться. Пошли.

После этого разговора события развивались очень быстро. Два дня спустя Авигдор обручился с Песей и по сему случаю принес в иешиву медную коврижку и бутылку крепкой наливки. Назначили день свадьбы. Поскольку невеста была вдовой, приданого дожидаться не приходилось. Да и жених был сирота, спрашивать согласия было не у кого. Ешиботники пили наливку и поздравляли жениха. Аншель тоже отхлебнул немного и тут же поперхнулся.

— Ой, как жжет!

— Какой же ты мужчина, — посмеивался Авигдор.

После пирушки Авигдор и Аншель взяли том Гемары и сели заниматься, но дело подвигалось туго. Разговор тоже не вязался. Авигдор раскачивался взад и

вперед, дергал себя за бороду, что-то бормотал.

— Я пропал, — сказал он внезапно.

— Если она тебе не нравится, зачем же ты ввязался в это?

— Да я на козе готов жениться.

На следующий день Авигдор не пришел в иешиву. Фейтель-кожевник был хасид и хотел, чтоб его будущий зять учился отныне в хасидской иешиве. Ешиботники толковали между собой, что вдова, конечно, смахивает на бочонок, и мать ее — дочь молочника, а отец невежа, зато денег в этом семействе куры не клюют. Фейтель был совладельцем сыромятни; сама Песя вложила свое приданое в лавку, где торговали селедкой, дегтем, горшками и кастрюлями; там всегда было полно покупателей-крестьян. Отец с дочерью обязались одеть Авигдора с ног до головы, они уже заказали меховую шубу, пальто, шелковую капоту и две пары башмаков. Кроме того, он сразу получил в подарок множество вещей, принадлежавших первому мужу Песи: виленское издание Талмуда, золотые часы, хануккальный восьмисвечник, ларчик для благовоний. [139] Хануккальный восьмисвечник (хануккия) символизизирует чудо, в память о котором был установлен праздник Ханукка (см. прим. 2 к рассказу "История двух сестер"). Ларчик для благовоний — здесь имеется в виду ларчик для благовоний, употребляющихся при обряде «Хавдала» (ивр., букв. "разделение"), которым по традиции отмечают переход от субботы (или праздника) к будням. Аншель сидел теперь за партой один. Во вторник, когда он пришел обедать к Альтеру Вишковеру, Хадасса обратилась к нему:

— Ну, что скажешь о своем напарнике — опять пристроился лучше некуда!

— А ты думала, он теперь никому не нужен?

Хадасса покраснела:

— Я тут ни при чем. Это отец был против.

— Почему?

— Они узнали, что у него брат повесился.

Аншель присмотрелся к стоявшей перед ним девушке — она была высокая, светловолосая, с длинной шеей, впалыми щеками и голубыми глазами. На ней было ситцевое платье и пестрый фартук. На спину спускались две косы. Прямо обидно, что я не мужчина, подумала Ентл.

— А теперь ты жалеешь?

— Еще как!

Хадасса выбежала из комнаты. Второе — клецки с мясом — и чай принесла служанка. Аншель успел доесть обед и мыл руки для послеобеденной молитвы, когда Хадасса появилась снова. Она подошла к столу и сказала сдавленным голосом:

— Поклянись, что ничего ему не скажешь. Зачем ему знать, что творится у меня в душе.

И девушка снова убежала, едва не споткнувшись о порог.

Раввин предложил Аншелю выбрать себе нового товарища для совместных занятий, но шли недели, Аншель по-прежнему учился в одиночку. Никто в иешиве не мог заменить ему Авигдора. Все другие казались ему мелкими и телом, и духом. Они болтали чепуху, хвастались всяким вздором, по-дурацки ухмылялись, вечно что-нибудь клянчили. Иешива была пустой без Авигдора. По ночам Аншель лежал на лавке у вдовы и не мог уснуть. Сняв кафтан и штаны, он снова превращался в Ентл, девушку, которой пора замуж и которая влюблена в парня, обрученного с другой. Может быть, следовало сказать ему правду, думала она. Но теперь было поздно. Аншель не мог уже вернуться к девичьей жизни, не мог обойтись без книг, без школы. Ентл лежала без сна, мучимая странными мыслями, которые чуть не сводили ее с ума. Она задремала, но вскоре проснулась, как от толчка. Ей снилось, что она одновременно и мужчина, и женщина, на ней был надет и женский корсаж, и таллит с бахромой. Месячные у нее запаздывали, и она вдруг сильно перепугалась: всякое ведь бывает! В МидрашТалпиот есть история о женщине, которая пожелала мужчину и от одного этого забеременела. Только теперь поняла Ентл по-настоящему, почему Тора запрещает людям носить одежду, предназначенную для другого пола. Надев такую одежду, человек обманывает не только других, но и себя. Даже душа приходит в замешательство, очутившись в чуждом ей воплощении.