Старшего сына Фейвеля назвали Аббой — в честь основателя рода. Он также пошел в шустерскую породу — коренастый коротышка с густой рыжей бородой и высоким лбом, испещренным морщинами, которые встретишь только у раввинов да сапожников. И глаза у него тоже были желтые, так что всем своим обликом Абба напоминал нахохлившуюся курицу. Тем не менее он был толковым работником и, подобно предкам, добросердечным человеком, а по части верности данному слову ему не было равных во всем Фрамполе. Он никогда не давал обещания, не будучи уверен, что сможет сдержать его; если же не был уверен, то говорил: "кто знает", "Божья воля" или что-нибудь в этом духе. К тому же он был не без учености. Каждый день он читал главу из Торы в переводе на идиш, а в свободное время поглощал всякие книги попроще. Абба не пропускал ни единою из забредавших в местечко странствующих проповедников, но особо увлекался теми отрывками из Танаха, которые читались в синагоге зимой. Когда его жена Песя читала ему по субботам на идише что-нибудь из Книги Бытия, Абба, бывало, воображал себя Ноем, а своих сыновей Симом, Хамом и Яфетом, или представлял себя в образах Авраама, Исаака, Иакова. Ему часто думалось, что если б именно его признал Всевышний принести в жертву своего старшего сына Гимпеля, он поднялся бы рано поутру и незамедлительно исполнил повеление. [66] Здесь и далее вспоминается история праотца Авраама, который по велению Бога отправился в землю Ханаанскую (Эрец-Исраэль), где Господь обещал сделать его родоначальником великого народа (Бытие, 12:1–2). Подчиняясь воле Всевышнего, Авраам готов был принести ему в жертву своего сына Исаака (Бытие,22). Сын Исаака Иаков (Израиль) стал родоначальником двенадцати колен (племен), произошедших от его сыновей и внуков. Любимый сын Иакова Иосиф, проданный братьями в рабство, стал первым министром египетского фараона (Бытие, 37–47).
И уж конечно по приказанию Господню, он бы не задумываясь, покинул Польшу и отчий дом и пустился по свету, куда направит его Божий промысел. Историю Иосифа и ею братьев он знал наизусть, но неустанно вновь и вновь перечитывал ее. Абба завидовал людям, жившим в древние времена, ибо Царь Всемогущий раскрыл себя им и ради них творил чудеса, но утешался мыслями о нерушимой цепи поколений, которая связывала его, Аббу, с праотцами, как если бы он сам был частью Книги. Он был порождением Иакова; он и сыновья его вышли из того семени, потомство которою стало бесчисленным, как песок и звезды. Он жил в изгнании за грехи евреев Земли Обетованной, но ждал Избавления, а потому должен был быть всегда наготове.
Абба был, несомненно, лучшим сапожником во всем Фрамполе. Обувь, сделанная им, всегда сидела как влитая, не жала и не болталась. Особенно ценили его работу люди, страдавшие от обморожения пальцев, мозолей или расширения вен; они уверяли, что башмаки Аббы прямо-таки исцелили их. Ом ни в грош не ставил новую моду, все эти ставенные на живую нитку штиблеты и лодочки на модных каблуках с отлетающими после первого дождя подметками. Его клиентами были уважаемые фрампольчане или крестьяне из окрестных деревень, а они были достойны самого лучшего товара. Как повелось издавна, он снимал мерку тесемкой с узелками.
Большинство женщин Фрамполя носило парики, [67] Согласно обычаю, после свадьбы еврейская женщина брила голову и надевала парик.
а его жена Песя еще и шляпку. Она родила ему семерых сыновей, и он назвал их в память своих предков — Гимпелем, Гецелем, Трейтелем, Годелем, Фейвелем, Липпе и Ханааном. Семеро коренастых блондинов, они все пошли в отца. Абба поклялся, что сделает их сапожниками, и будучи человеком слова, сызмальства разрешал им любования верстаком, время от времени повторяя древнюю мудрость: "Изрядная работа никогда попусту не пропадает".
По шестнадцать часов в день не отходил он от верстака: пробивал шилом дырки, стягивал дратвой швы, подкрашивал и лакировал кожу, зачищал ее кусочком стекла — а между тем тихонько напевал покаянные молитвы. Обычно поодаль свертывалась калачиком кошка и наблюдала за работой и работником. Ее мать и бабка в свое время ловили мышей в доме маленьких сапожников. Порой Абба глядел из окошка вниз, на подножье холма, и его взору представал городок, а еще дальше — дорога на Билгорай и сосняки. Он видел, как каждое утро почтенные матери семейств собирались у мясных лавок, как разгуливали по двору синагоги юноши и просто всякие бездельники, как вокруг колонки собирались девушки, чтобы накачать воды на чай к завтраку, как в сумерках спешили к микве [68] Миква — бассейн для ритуального омовения.
женщины.
Читать дальше