Герман Садулаев: AD

На стене сбоку висело зеркало. Павел титаническим усилием слегка повернул голову. Теперь он смотрел на отражение незваного гостя. И стало легче дышать. К следователю вернулось самообладание.

– Кто вы и что вам нужно здесь, в моей квартире? Катаев произнес эти слова и удивился звуку собственного голоса, глухому, словно замогильному.

– В вашей квартире? – незнакомец, кажется, искренне удивился. – Ах, да, в вашей… но это пока, поверьте мне, пока… нет, все может быть и по-другому, если у нас получится… – Слабое свечение северного солнца едва занималось, за окном было темно, еще очень темно. – Простите, я не представился. Впрочем, сами виноваты. Как всегда, невнимательно смотрели материалы дела, а ведь там есть фотографии. Вы видели фотографии?

– Нет, – солгал Катаев. Ему уже все было ясно.

– Ну и ладно, все равно я на этих снимках плохо вышел.

Катаева опять охватил ужас, от несуразного кокетства фразы, произнесенной инфернальным субъектом.

– Эх, Павел Борисович! И надо было вам до всего докопаться? Вы понимаете, что не оставили нам выбора? Уж не знаю, что вам наговорил наш общий знакомый, но наверняка старик сболтнул лишнее. Он очень о вас беспокоился. Забавно, не правда ли? Да, недавно мне пришлось с ним встретиться… знаете, есть анекдот про двух гроссмейстеров: встретились два гроссмейстера, один был мертвый, другой… тоже мертвый.

Катаев хотел что-то сказать, снова солгать, что не понимает, о каком гроссмейстере речь, но из груди вырвался только сдавленный хрип.

– Но у нас, у нас с вами все может быть совсем по-другому. Потому что и вы другой. Как это нелепо и странно, что, узнав столько всего о том, о чем вам знать было совсем не обязательно, вы совершенно ничего не поняли о самом себе. Вы никогда не думали, почему вам не хочется того же, что и другим, почему вы не женаты, почему у вас до сих пор нет постоянной женщины?..

– Ещроб в олед ёсв, – неожиданно спокойно ответил Катаев.

Ухищрения нечисти стали ему понятны.

Чернила ночи за окном светлели от струй лучистого молока, льющегося из вымени утра, которое поило новый день, как корова выкармливает новорожденного теленка, еще нетвердо стоящего на тонких и ломких ногах.

От проблесков света или от слов Павла, но демон стал беспокоиться и спешить:

– То, что вас ждет, это не смерть, нет, это как посвящение! Вас принимали в пионэры? Повязывали галстук? Представьте, будто вам снова повязывают галстук и прикалывают на грудь звезду. Это не смерть, это вступление в новый мир, в могущество, вечность! Правда, сначала будет очень больно…

Катаев увидел, как отражение поднимается из кресла. Кожаный плащ распахнулся, и оказалось, что демон совершенно наг под плащом. Катаев видел в зеркале грубый шов, стянувший анатомический разрез. Что-то темное выпирало вперед, а под ним между волосатых конечностей зияла жуткая хлюпающая расселина. На груди отражения чернели точки, зрение Катаева само сделало zoom-zoom-zoom, и он увидел в зеркале белесых червей, копошащихся в узких ранах. Пахнуло смрадом. Отражение сделало шаг к Катаеву. В левой руке демона оказалась длинная вилка.

А у Катаева не было ничего, совсем ничего, на чем он мог бы сконцентрировать свою решимость сопротивляться, даже спички!

Но… оставалось последнее оружие.

Павел понял: сейчас. Через мгновение будет уже поздно. Будет уже поздно, навсегда.

Правда.

Катаеву нужна была правда. Всего одна самая простая истина!

Сначала это казалось легко.

Но, пролистав с сумасшедшей скоростью несколько незыблемых утверждений, Павел понял: нет ничего сложнее.

Нет ничего сложнее, чем найти истину.

Самую простую! Легкую! Любую!

Где взять истину?!

Отражение сделало еще шаг.

Снег белый? Ха, только не это! Здесь, в городе, он серый от копоти. Зима холодна? Но не в Турции или Египте. Квадрат катетов равен квадрату гипотенузы? А как быть с неевклидовой геометрией?

Еще шаг.

Робкий первый луч прорезал клейкую атмосферу. Катаев впервые в жизни понял, в какую сторону света обращены окна его квартиры.

«Как вовремя!» – горько усмехнулся он в обреченном сердце своем.

И его озарило.

Отражение сделало последний шаг.

– Солнце встает на востоке, – сказал Катаев.

Труп замер в недоумении с вытянутой левой рукой, в которой было зажато оружие, едва не касаясь острием груди следователя.

Да, пусть это хитрость, уловка, даже тавтология: солнце встает на востоке, где же еще ему вставать?

Ведь восток – это сторона, где восходит, востекает солнце! Но это истина. Может, у нас и нет других истин, кроме тавтологий, когда мы называем разными словами одно и то же…