– Амаль велел покормить вас, если вы голодны, – обратилась к нам девушка.
Ни я, ни Махтаб не хотели есть. Голова у нас была занята совсем другим. Но мы должны использовать любую возможность для укрепления сил перед предстоящими испытаниями и темной неизвестностью наползающей зимней ночи, а также тех дней и ночей, что ждали нас впереди.
– Да, – сказала я, – пожалуйста.
Девушка натянула на лоб русари, пряча свое молодое лицо. Возможно, она студентка, подумала я. Что ей о нас известно? Каким образом она связана с Амалем?
– Я скоро вернусь, – пообещала она.
Она оставила нас одних в новой обстановке. Я сразу бросилась к окну и задернула шторы.
Квартирка была маленькая и довольно неопрятная, но здесь было безопаснее, чем на улице. В гостиной стоял раскладной диван со сломанными пружинами. В спальне постельные принадлежности валялись прямо на полу, так как кровать отсутствовала.
Страх – штука заразная, и я увидела отражение своего страха в глазах Махтаб. Возвратился ли Махмуди домой? Позвонил ли в полицию?
Но во взгляде Махтаб читалось и нечто другое. Волнение, энергия, надежда? По крайней мере мы наконец-то перешли к действиям.
Хорошо это или плохо, но долгие, изнурительные месяцы ожидания остались позади.
У меня в голове роились вопросы. Что, если нам не удастся быстро выбраться из Тегерана? Что, если мы застрянем здесь надолго? Слишком многие говорили мне, что наша единственная надежда на безопасный побег в том, чтобы все было рассчитано с точностью до минуты. Мы нарушали правила.
Я схватила телефонную трубку – надо было сообщить Амалю, что мы на месте, целы и невредимы.
– А-алло! – услышала я знакомый голос.
– Все в порядке, – сказала я.
– Бетти-и! – воскликнул он. – Я очень рад, что вы в укрытии. Не беспокойтесь. С вами ничего не случится. Мы о вас позаботимся. Я кое с кем связался и буду продолжать работать всю ночь. До конца еще ничего не ясно, но кое-что уже получается.
– Пожалуйста, поторапливайтесь.
– Ладно. Не волнуйтесь. Все будет хорошо. – Затем он добавил: – Девушка принесет вам поесть, потом уйдет. Рано утром я привезу вам завтрак. Ждите меня в квартире. Никуда не выходите и не приближайтесь к окнам. Звоните мне по любому поводу. Хоть всю ночь напролет.
– Хорошо.
– Дальше. Я тут кое-что придумал и хочу, чтобы вы это записали. – (Положив трубку, я выудила из сумочки ручку и листок бумаги.) – Для того чтобы вызволить вас из Тегерана, нам надо отыграть время у вашего мужа. Вы должны ему позвонить. И убедить в том, что можете вернуться.
– Меньше всего на свете я хотела бы звонить Махмуди, – призналась я.
– Знаю, но ничего не поделаешь.
С его слов я записала все, что должна сказать.
Вскоре после моего разговора с Амалем вернулась девушка – с двумя бутылками кока-колы и пиццей по-ирански: сухой лаваш, политый томатным соусом и приправленный кусочками мяса. Мы ее поблагодарили, и она быстро удалилась с сознанием исполненного долга.
– Я не хочу, – сказала Махтаб, глядя на неаппетитную пиццу.
Мне тоже было не до пиццы. В тот момент нас питал главным образом адреналин.
Я просмотрела свои записи, переписала их начисто, выучила наизусть и отрепетировала про себя весь разговор. Потом поймала себя на мысли, что просто оттягиваю звонок. Я нехотя сняла трубку и набрала наш домашний номер.
Махмуди ответил после первого же гудка.
– Это я.
– Где ты? – рявкнул он.
– У друга.
– У какого еще друга?
– Этого я тебе не скажу.
– Немедленно возвращайся домой, – приказал он. Он говорил с присущей ему агрессивностью, но я, следуя наставлениям Амаля, гнула свое.
– Нам надо кое-что обсудить, – сказала я. – Я согласна решить возникшую проблему, если ты к этому готов.
– Да, готов. – Он заговорил спокойнее, уравновешеннее. – Приходи домой – и поговорим, – предложил он.
– Я не хочу, чтобы все остальные узнали о том, что произошло. Ничего не рассказывай ни Маммалю, ни Маджиду, ни своей сестре, ни кому бы то ни было другому. Если мы намерены обо всем договориться, то только вдвоем. В последние несколько дней в твоей жизни опять появился Маммаль, и все пошло вкривь и вкось. Разговор может состояться только на моих условиях.
Махмуди не понравился мой вызывающий тон.
– Приходи домой – и поговорим, – повторил он.
– Если я приду, то Маммаль будет дожидаться у дверей, чтобы забрать Махтаб, а меня ты посадишь под замок.
Махмуди был в замешательстве, не зная, как себя вести. Он выбрал примирительный тон.
Читать дальше