Илья Игнатьев: Зависимость количества попаданий от плотности огня.

- Ха… Ты даёшь, Ил, «знаки». Надо же, - шоколадка… А где взяли, неужто у этих? Надо же, «Бабаевский», какой-то… Хорошо живут «гасконцы».

- Да ты что, Славка, - это Дед. Деда, что ли, не знаешь, - стал бы он… Он же… Военно-морская школа. Выменял, наверно, где-нибудь, или… Для такого случая. Ты что?

- Да нет, я так… Ты не думай, я не плачу, так просто… Люблю я тебя, Ил, даже не знаю как! И всех, конечно, и Деда, - но ты… Ну, всё, всё… Э-хе-хе… «Бабаевский»… держи половинку.

- Вячеслав. Ты что, со мной первый день, что ли? Знаешь ведь, что я сладкое не терплю, - вполне безразличным тоном говорю я, стараясь не сглотнуть, вполне безразлично отвожу глаза… полный ведь рот слюны, сука…

- Да? Ладно… Не, Илюш, знаешь чо, я тогда Фазилю половинку отнесу, - можно? - ну, как премия будет, а то он, и правда, зажмётся ножик менять…

- Пошли вместе, - говорю я, стараясь ни даженьки не улыбнуться, не дайте, все наши Боги, мне щас улыбнуться! - Мне их снять пора, уходим скоро, пусть перекусят, чем осталось, а там, может быть, я и помогу тебе его уговорить.

- Да ну, командир, чего там…

Славка вдруг отчаянно смущается своего, ребяческого, в общем-то, желания выменять у Фазиля его легендарный ножик, - хоть и собрался Славка меняться на очень даже серьёзную вещь, на свой «Макаров», - но ведь, как ни крути, - ребячество это… Боги, все наши Боги, как я люблю этого пацана…

- Пошли, Славян, пора их с охранения снимать, и уходить будем.

Я встаю, сейчас я уже для Славки не любимый его Илюшка, с которым можно всё, что угодно, - ВСЁ! - и о чём угодно, - обо всём, - сейчас я командир отряда, в котором он воюет, а он сейчас Вячеслав «Сладкоежка» Сладцев, снайпер нашего отряда, - и командую нашим отрядом я, Илья «Ил-2» Ласочев, а он ещё и мой, типа, ординарец, но, главное, он снайпер, - ну, пускай и с дурацким позывным, - но пусть вне боя рискнёт кто-нибудь его так… И Славка тут же вскакивает, - пошли, так пошли, сразу бы так и сказал, командир. Я, свистнув, показываю жестами Деду, что мы со Славкой пошли снимать наше охранение, Дед кивает, встаёт, идёт по направлению к нашему месту, сейчас он будет здесь, - порядок, военно-морская школа…

Мы идём след в след, Славка впереди, разумеется. Я ведь так и не привык ни к этим горам, ни к этому лесу, - да, я по жизни горожанин, и хоть рядом с моим, таким странным Городом и есть горы, - но то совсем другие Горы… И очень даже хорошо, что я горожанин, это и в Сухуми было кстати, и до того, в Гагре когда мы… А Славка, - он тут, в этих горах стал взрослым, он в свои пятнадцать лет про другие горы не очень-то и понимает… И про мирные города, большие и не очень. Мой, далёкий такой, странный до миража, - сразу на двух континентах стоящий, мастеровой, стальной город, построенный железными людьми, собравшимися для этого со всей, огромной и бывшей тогда единой страны, у подножия самого большого в Мире куска железа, на месте старой пограничной казачьей крепости, чёрные вороны которой, живущие триста лет, помнят Пугачёва… Какой там, у меня ветер… Особый, горький и свежий, из степи приходящий, со стороны изначальной родины Ариев, приходящий из самого Аркаима, ласкающий в нём могилы, в которых похоронены головы родителей и соплеменников Заратустры, после прокатывающийся над Уралом, бьющийся в Южные отроги спокойных, таких непохожих на здешние, моих гор… Самых богатых в Мире. Рассыпавших свои агаты, малахиты и изумруды далеко в степь на Восток… Запах полыни, все запахи этой степи, пепельными волнами ковыля ткнувшейся с разбегу в подошву самых старых в нашем Мире гор… Скоро всё закончится, и мы со Славкой поедем ко мне в Магнитку. Так мы решили. Давно уже, целую вечность назад мы со Славкой так решили, - полтора года назад. Как только у нас всё началось, - наша Любовь, наша верность, наша жизнь, которая навсегда, - когда началась наша новая жизнь, тогда мы так и решили, - жить будем в странном моём городе, - надо же, Илья, агаты прямо на школьном дворе!.. Когда это всё, война эта, которую я выбрал для себя сам, война, которую Славка со своей погибшей мамой не выбирал, не ждал и не хотел, - когда она закончится, эта священная для нас война, сделавшая нас со Славкой мужчинами,- когда эта проклятущая, принёсшая мне счастье война закончится, - тогда мы со Славкой уедем ко мне, в Магнитку…

Я смотрю в Славкин стриженный, выгоревший за лето почти до бела, - а так-то золотистый, - затылок, и меня топит нежность… На грани выносимости нежность, - больно, и… сладко… Хм, «Сладкоежка»… Интересно, всё-таки, мне: - какие у него станут волосы, когда отрастут? Волнистые, прямые, кудрявые… Сам-то он не помнит, - почти всю жизнь, - да всю свою юную взрослую жизнь! - он живёт так, - коротко стриженым легионером маленькой страны, спокон времён называемой жителями «Страной души», занявшей совсем немного места в горах на берегу Чёрного моря… Блин, помыться бы ему надо, - всем нам надо помыться, - ручей… Одно название… Вот у нас на Урале… Озёра… Ильмень… Ха, как я Славку первый раз купал, когда отбил его у этого выблядка, у Томаза, гори он во всех преисподних… Горит, наверно, я же его… Как тогда удачно вышло, - как он на нас напоролся… Славка, маленький, завшивевший, забитый людьми Томаза, затраханный самим Томазом… Блядь, - ненависть, это сильное чувство. Ну, Любовь посильней, всё же… моя, Славкина… Война. А что, - война?! Можно, разве, на войне стать таким, каким был этот Томаз? Другие же такими не стали… «Сладкоежка» мой вообще, самым лучшим становится, - и какое счастье, что со мной, у меня на глазах… на моей груди… Да, жаль, не часто у нас это с ним, - война… скоро всё закончится, - тогда и… Уедем, учится Славке надо, мне университет заканчивать надо, - много чего нам со Славкой надо, и это всё у нас будет! Мы же так решили… И навсегда. Это тоже так мы решили со Славкой. На всю жизнь, и дальше, - смерти ведь для нас нет вовсе, - это мы со Славкой знаем, - это я сегодня в очередной раз убедился, когда с автоматом, зажатым левым локтём, со «Стечем» в правой… Нет, смерть, - это не для нас…