Илья Игнатьев - Ладонь, протянутая от сердца…

- Как раз носочки. Колючие только.

- Тебе полезно…

- Илюшечка, так их же на обычный носок, сверху надо, они тогда не колются…

- Пасиба! Тёть Том! Щас я вас!

- У-у, подлиза…

- Стася, он же от души, правда, Илюшка?

- И ещё разик, в правую щёчку! Вот. А теперь я есть хочу. Стас…

- Пошёл в ванную!

- Конь же там!

- Мам, а где ты днём была? Я с работы звонил…

- Говорю тебе, надо ей мобильник взять…

- Я с ним, ребята, не сумею…

- Попроще можно.

- Ты ещё здесь?

- Улан ещё там!

- Так выпусти…

- А я не хочу в ванну, понял, я есть хочу, понял…

И это может продолжаться часами. Пока мне не надоест, - и тогда я перестаю быть Илюшечкой, тогда я начинаю быть, - по настроению, - или Илом, или Ложкой, или Ильёй Логиновым, или Логином, - любым они меня любят, любым они меня принимают, - это моя семья, и это мне… И это я люблю, это любит и Тихон, хоть он и ушёл…

Мы втроём сидим за столом, я говорю, что меня записали на турнир, тёть Тома переживает, - ведь такой дикий спорт, Илюша, - Стаська молчит, ему тоже мой кикбоксинг не в тему. Я думаю, что надо бы мне на него обидеться, - да ведь не прокатит, он же эти все мои выкрутасы назубок изучил, бля… И тогда я рассказываю, как мы с Тихоном смотрели показательные в Итихара, - это тёть Том на другом берегу залива, ну, Токийского, - вот, ну, мы на чемпионат опоздали, и на показательные попали только… Там с нами вместе в зале американцы сидели, туристы, ну, сидим и сидим себе. Американцы, как американцы, - толстые, как бегемоты больные, в шортах, телеса свисают… И всю дорогу они: - га-га-га, да га-га-га… Тихон мне рассказывает, что и как, где татами, где чего, я маленький, первый раз такое вижу, ну, ясно, глаза, вон как у Улана нашего, когда он на колбаску… Уланчик, на тебе кусочек… Ладно, Стась, дальше. Вот, а тут участники выходят, и как бы по коридору так идут, а коридор из самураев, в доспехах полных, ну не настоящих, понятно. Встали все, зал весь, - флаг с Хиномару поднимается… Японский, с Солнцем. Вот, и тут музыка заела, прикинь, Стась, гимн заел! Плёнка, что ли, там чего-то… И тут уроды эти, америкосы, джонники эти бегемотные, хихикают чего-то, комментируют там всё, во весь голос, блин… я не знаю, не понимал тогда, да и понимать не хотел, стыдно мне, хоть за Тихона прячься… Мы ж все для японцев на одно лицо, блин… А что эти, - весь зал молчит, а им по… Ну, не пьяные, но вроде немного того, и к ним люди подходят, - мол, тише… нет, не японцы подошли, они ж… Достоинство и Честь, - это ведь главное, это соседи наши подошли, - не знаю, европейцы тут же сидели какие-то… А те ржут, вспышками мигают, победители, Б…

- И что, Ил?

- Знаешь, Стаська, я тогда всего от Тихона ожидал, я его редко таким видел…

- Он что, Илюшенька, драться с ними стал?

- Да что вы, тёть Том, это ж какое бы было оскорбление! Для хозяев! Нет, он… Стась, дай мне ещё хлеба.

- Да что ж дальше-то было, голодающий!

- То и было… пасиба… Тиша пиджак застегнул наглухо, до горла, - во «френче» он был, в зал спустился, ну, не прямо в зал, там за судьями прям, за их столиками встал, ну, возле кубков там всяких, на подиуме таком… Видно его как на ладони, зал молчит, все молчат, даже эти джонники заткнулись, его ж видеть надо было… А он к Японскому флагу, к Хиномару, к Солнцу На Восходе, повернулся, и полный поклон Солнцу… Такой поклон, особый… Церемониальный, так только японцы кланяться умеют… Вот, стоит Тихон, в поклоне согнулся… и весь зал, все-все-все, тоже Солнцу кланяются…

- А американцы, Илька? Они-то что?

- Они? Не знаю, Стась, я ж тоже встал, кланяюсь, как умею, а у самого сердце… И слёзы на глазах… Вот, а когда все подниматься стали, этих нету уже, смылись по-тихому видать, - похоже, и их проняло…

- Да, жалко, Илюшенька, что я не знала твоего брата.

- Жалко, что он не знал вас со Стаськой… Не чеши в затылке! Тёть Том, я за него опасаюсь.

- Да… Ребятки, мне же пора… Эх, уходить не хочется, да пора, мне же ещё к Оле заехать надо.

- А в другой раз к Оле нельзя, мам?.. Понял.

- Ты понял, а я не понял! Вот вы щас уйдёте, тёть Том, он же меня воспитывать начнёт! Сразу. И за Нинель, и за зонтик, и за ведро, и за… За что ещё, Стаська?

- Да разве всё упомнишь? - смеётся мой обормот. - Погоди, что за ведро такое?

- Бл-ль… лин! Блин! Проболтался!

- Ил?

- Стас! Ну… Ведро я, того… в мусоропровод…

- Ё! Как? Оно ж не пролезет!

- Ну, как… - я задумываюсь. - А чёрт его… Пролезло ведь… Я как-то так подумал, - как бы так поизящней бы мне мусор, чтобы поменьше с мусоркой контактировать… а оно вжик, бум-бум-бум, - и мне ручкой, мол: - сайонара, Рогинов-сан, карма моя ведерная такая…