Катя Пицык - Город не принимает

– Э, ты куда? Норма Джин? Э? Са ва бьен, сестра, стой. Ты хотела меня ограбить, а теперь хочешь вот так уйти? Не попрощавшись? Камон, ну, брось, хорош…

Он увязался за ней.

– Пожалуйста, оставьте меня в покое, прошу вас, – процедила она, приостановившись как раз на уровне столика, за которым сидел Лев Евгеньевич.

– В покое? Ты хочешь покоя? Нет, я уеду из этой страны! Вы слышали? – Коровин схватил Ульяну за локоть, буквально вцепился. И обратился ко всем присутствующим. Открыто. Просто заорал на все лобби: – Она хотела меня ограбить! А теперь она хочет покоя!

На происходящее обратила внимание охрана. Зубарева привстала. Один из людей Шишина уже шел к месту событий, оправляя на ходу фалды черного пиджака. Вот тут сердце Ульяны сжалось в камень. Пропустило удар, другой и сбилось с ритма, заработав с большой амплитудой, сумбурно, как от удара кувалдой. Вот сейчас уже можно угодить прямо в тюрьму, Королеву на смех.

– Я прошу прощения, – Лев Евгеньевич поднялся и даже вышел из-за стола, – проблемы?

Коровьев опешил.

– Девушка с нами, – сказал Лев Евгеньевич спокойно, доброжелательно. – Нам с коллегами необходимо было обсудить нечто конфиденциально, и она любезно предоставила нам такую возможность, пересев за отдельный столик. Теперь, когда разговор о делах завершен, мы просим ее вернуться. У вас что-то случилось? Я могу вам чем-то помочь?

В одну секунду мир изменился. Будто из горла выдернули огромную кость. Будто она вылетела, как пробка в потолок. И горлом хлынула кровь, пошла под напором, как комета вина. Кровь, силы, жизнь. Ульяна вытекала сама из себя – так это было. Она опустилась в кресло в изнеможении. Ей купили бутылку шампанского. И оно заняло место в освободившихся венах, раскатилось, покалывая, и опьянило, как лесной кислород.

В начале первого Лев Евгеньевич попросил ее на разговор тет-а-тет. Они отошли к парадной лестнице.

– Я хотел бы пригласить вас в свой номер. О цене…

Она перебила его прикосновением к руке.

– Я не возьму денег, – прошептала Ульяна, слегка качнувшись назад. – Вопрос решен.

На двоих они выпили еще полторы бутылки какого-то старого мерло. Вино – под стать номеру, классическому люксу, предпоследнему сверху в ценовой категории: дороже стоил только президентский. Восемьдесят квадратных метров. Сиенский мрамор. Ослепительная ванная – просто разверзшаяся пасть самой чистоты. Бронзовые с патиной ручки смесителя. Копия Кранаха Старшего. «Три грации». Компромиссная картина, угождающая и мужчине, и его жене, в случае, если супруги путешествуют вместе. Маленькая дипломатия большого отеля.

– Что ты делаешь в Петербурге?

– Занимаюсь организацией аукциона.

– Что будешь продавать?

– Возможности, – он налил ей еще немного вина. – За тебя. И за твои успехи.

Удар бокалов прозвучал высоко и чисто, как фа третьей октавы, взятое на педали.

– Какие возможности ты продаешь?

– Возможности делиться деньгами.

Ульяне не нравилась эта игра. Облизывая пальцы, выпачканные в шоколаде и ликере, она сощурила левый глаз.

– Ну хватит. Если не хочешь рассказывать, просто скажи, что не хочешь рассказывать.

– Я продаю богатым возможность отдать большие суммы на благотворительность.

– Что значит «продаешь»? А почему они не могут сделать это бесплатно?

– Потому что, делая это бесплатно, они теряют всю сумму, которой жертвуют. А делая это через меня, они теряют только первую половину суммы. Потому что вторую половину я возвращаю им после того, как они отдадут мне всю сумму целиком.

Ульяна почувствовала легкий разбег мурашек – от основания черепа к макушке, плечам и спине. Легкий катарсис. Она еще не понимала сути описанной схемы. Но кожей почувствовала прикосновение к новой эпохе, мерцающей во внутреннем зрении, как неопознанный летающий объект.

Лев Евгеньевич принимал душ. Его рубашка висела на спинке стула. Чистая, как с мороза. Ткань высшего класса. Хлопок. Пряжа двойного кручения. Ульяна провела рукой. На ощупь почти что шелк. Пуговичные петли обметаны вручную. На сантиметр шва – восемь машинных стежков. Италия. Очень дорого. Вот почему эта рубашка так антично драпировалась, давая повод для толков о теле: играла силуэт. Хорошая вещь обладала автономным интеллектом. Вода перестала шуметь. Хлопнула дверь. Стал подошедши поближе. Лев Евгеньевич оказался мягким. Дыханье его благовонней. Чем запах лужаек. Начал ей кожу лизать. Все произошло очень быстро. Ульяна раздвинула ноги, и Лев Евгеньевич вошел в нее тут же, так естественно, будто к себе домой, будто еще не успел забыть ее лоно, с тех пор как лежал там маленьким, соединенным с женщиной пуповиной. Время ускорилось. Попало под пресс. И через пять-семь минут наступило утро.