Франсуаза Саган - Смятая постель

Приехав в Париж, он машинально доехал до квартиры Беатрис, до ее дома, ох, боже мой, до их дома. И, глядя на дом, он вдруг вспомнил картину Магритта, и тут его охватила невыносимая тоска. Он находился у этой запертой двери, и у него больше не было права войти в голубую комнату, он изгнан оттуда, может быть, навсегда. Целый час он неподвижно сидел в машине, прижавшись лбом к стеклу, глядя и не видя далеких прохожих, которые спешили куда-то с печальным видом. Поскольку домой ему было нельзя, он в конце концов позвонил Никола, который, слава богу, оказался на месте и, слава богу, мог его принять.

Никола, несмотря на всю свою испорченность, путаную и аморальную жизнь, был человеком терпимым. Он не понимал, поскольку сам в свое время завоевал и бросил Беатрис, как можно страдать из-за этой женщины, которую, впрочем, очень любил. Однако он вполне допускал, что Эдуар, к которому он испытывал в тысячу раз больше уважения и привязанности, безумно влюблен в нее. Ему даже казалось абсолютно естественным, что в ужасной битве парижских страстей неумолимая военная машина по имени Беатрис разгромила безоружного гражданского по имени Эдуар. Это было в порядке вещей.

– Ты столкнулся с диким зверем, – сказал он. – Эту женщину надо любить меньше, чем она тебя любит. Или, во всяком случае, притворяться таковым. Ты сам подготовил свое поражение.

– Да не подготовил я никакое поражение, – сказал Эдуар, вдруг обретя голос (поскольку до этого момента, рассказывая о неудавшемся уик-энде, он только бормотал бессвязные и жалкие слова), – я не подготовил поражение, потому что не собирался нападать. Я не выношу отношений с позиции силы.

– Тогда все будет заканчиваться, как сейчас, – наставительно сказал Никола, – и особенно с Беатрис. Ты вел себя как дурак.

Эдуар вздохнул. Он сидел в маленькой, жалкой, но очаровательной квартире безработного бабника-холостяка. Жаловался, рассказывал о своих чувствах – вещь, которой никогда раньше не занимался или, во всяком случае, не занимался давно, а именно больше пяти лет, потому что в течение пяти лет, после Беатрис, он никого не любил.

– Может, я и дурак, – сказал он медленно и вяло, – но теперь мне все безразлично. Есть в этой истории нечто такое, чего ты не понимаешь, Никола: с того момента, как появилась Беатрис, мне было настолько все равно, может это меня уничтожить или нет, что я стал неуязвим. И потому для меня не имеет значения, что тысячи людей будут презирать меня с того момента, как Беатрис меня поцелует.

– Но среди этих тысяч есть люди и умнее, и достойнее, и чувствительнее Беатрис, так ведь?

Никола начинал раздражаться.

– Пусть они такими и остаются, – сказал Эдуар. – Я ничего не могу с этим поделать. Я люблю эту женщину, которая так красива и, может быть, действительно так дурна, как ты говоришь, но только рядом с ней я чувствую, что живу.

Никола воздел руки к потолку и засмеялся.

– Замечательно, мой дорогой, тогда страдай! Люби и страдай, что еще ты хочешь от меня услышать?.. Может, это пригодится для твоей пьесы.

– Кстати, о моей пьесе, – ошеломленно начал Эдуар, – у меня же есть идея!..

И вдруг умолк, как будто допустил святотатство. Он может говорить о пьесе, когда его бросила Беатрис!

– Чего я не могу понять, – тут же спохватился Эдуар, – это конец ее письма.

Он вынул его из бумажника, перечитал постскриптум и поднял на Никола вопрошающий взгляд.

– Она говорит, что слишком глупа для меня, это любопытно, и что, может быть, мешает мне писать.

Никола улыбнулся:

– Проблески честности или скорее скромности я наблюдаю у нее впервые.

– Ты считаешь, она действительно так думает? – спросил Эдуар. – По-твоему, она и в самом деле может испортить мне жизнь?

И неожиданно, потому что именно это предположение избавило его от горечи и чуть ли не сделало счастливым, Эдуару показалось, что ему открылась истина, он понял, что произошло на самом деле: Беатрис, красивая, нежная и безумная Беатрис на самом деле считает себя недостойной его в интеллектуальном смысле, и для нее это на самом деле важно; наверное, у нее разрывалось сердце, когда она уезжала утром из Лилля.

– Послушай, – сказал Никола, – она ведь не Дама с камелиями! Беатрис полностью лишена жертвенности, предупреждаю тебя…

Но Эдуар уже вскочил на ноги, торжествующий и потрясенный.

– Как подумаю, – сказал он, – как подумаю, что я ничего не понял! Вчера вечером, когда Беатрис вернулась, она застала меня за работой и, видимо, подумала… Бог мой, она сумасшедшая! – сказал он. – Она чудесная, но сумасшедшая…