Франсуаза Саган - Женщина в гриме

Жюльен с удовольствием наблюдал, как напряглась вышеупомянутая Эдма и как посуровели ее взгляд и голос.

– Я действительно мадам Боте-Лебреш. А вот мой муж, Арман Боте-Лебреш, командор ордена Почетного легиона, и председатель Парижской торговой палаты, и советник Счетной палаты.

Арман сопровождал перечисление титулов легкими кивками, что при иных обстоятельствах заставило бы Жюльена расхохотаться.

– Великолепно, – проговорил Арман раздраженным тоном непонятно почему, после этого гвалт стал всеобщим.

Жюльен почувствовал, что Кларисса взяла его под руку. Он повернулся, словно желая извиниться. Кларисса смотрела на него, в расширенных глазах ее застыло облегчение, и в каждом висело по одной слезе.

– Господи, – произнесла она тихим голосом, – как я испугалась: я решила, что тебя пришли арестовывать за двоеженство!

И, не испытывая ни малейшего смущения от откровенной демонстрации своих чувств, она обвила Жюльена за шею и поцеловала его между корнями волос и воротником его черной рубашки поло.

Немного позже трое полицейских, переполненные шампанским, шутками и смехом, пятились по трапу, размахивая руками, а Кларисса, сияющая, пробормотала Жюльену, опираясь на леер вместе с другими пассажирами:

– Миленький ты мой фальсификатор, любовь моя, что ты хочешь, чтобы мы сделали… – И она вновь рассмеялась с облегчением.

Кларисса не захотела спускаться в каюту. Она больше не желала видеть Эрика. Ее трясло от одной мысли о нем, и Жюльен был наполовину удивлен, наполовину встревожен таким упорством, а быть может, такой трусостью.

– Ты же не можешь уйти от него, не сказав ни единого слова… С этим человеком ты прожила десять лет.

– Да, – сказала Кларисса, отводя глаза, – да, я прожила с ним лишних десять лет. И мне не хочется говорить ему в лицо, что я его бросаю… Я жуткая трусиха, и мне страшно…

– Но отчего же тебе страшно? – спросил Жюльен. – Я буду в двух шагах. Если он поведет себя плохо, ты меня позовешь, я сразу же приду, и мы возобновим нашу драку в стиле вестерна ради твоих прекрасных глаз!

Он смеялся, он пытался разрядить ситуацию; он видел, как Кларисса краснеет, бледнеет, лихорадочно хватается обеими руками за его руку, и он видел, как ее глаза затуманиваются слезами гнева и страха.

– На сегодня у меня перебор эмоций, – говорила она, еле переводя дыхание. – Я решила, что тебя у меня больше не будет, что ты очутишься в тюрьме, что все разбито, что со всем покончено… Я решила, что все пошло насмарку, счастье и все такое…

– Я тоже, – проговорил Жюльен, прерывая ее, – я тоже; все так, как ты сказала… И все это могло случиться, – добавил он, немного помолчав.

– Что ты хочешь этим сказать?

Кларисса была ошеломлена. Ее природные свойства казались Жюльену слишком совершенными. Он не знал, что вся эта скрупулезная честность и уважение к чужой собственности являются лишь понятиями, которых придерживается определенный слой буржуазии, находящийся на пути к вершине, но на самой вершине о них часто забывают, и на определенном этапе отсутствие щепетильности даже помогает увеличить состояние.

– Ты знаешь, – проговорил он, – когда ты поняла, что я разбойник с большой дороги, шулер и фальсификатор, у тебя не появилось отвращения ко мне?

– Не говори громких слов, – с улыбкой заявила Кларисса, как будто бы его обвиняли понапрасну, – все, что ты делал, уже неважно. И потом, – добавила она с коротким смешком, который он счел циничным, – теперь у тебя нет необходимости заниматься всем этим.

«Но как же она считает… Но что она этим хочет сказать? Но что она думает обо мне?» Самые несуразные предположения проносились у него в голове.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он чуть ли не умоляюще.

По сути дела, он молился, чтобы она не сочла его за жиголо, достаточно и вора. Чтобы она не делала ложных оценок, ибо тогда в один прекрасный день ему обязательно придется бежать, и он отдает себе в этом отчет, поскольку любит ее.

– Я хочу сказать, что ты можешь быть оценщиком художественных произведений, ничего подобного не делая. Мы можем закупать картины вместе, а потом перепродавать и делить прибыли, как только ты рассчитаешься с моим банком, чтобы тебя это не мучило. Ты такой нравственный для фальсификатора, – с нежностью добавила она.

И Жюльен оставил попытки понять, что именно подразумевается под словом «нравственный». Он нежно, но твердо подтолкнул ее к лестнице и проследил за тем, как она входит к себе в каюту, а сам остался в коридоре, опираясь о переборку, разрываясь между желанием схватиться с этим доносчиком и получить назад Клариссу не слишком сломленной, не слишком травмированной и вовсе не виновной.