Питер Робинсон - С ПОЛЯРОИДОМ В АДУ - Как получают МБА

Весь этот и последующий день студенты сидели в Эрбакль-лаундж или слонялись по дворику с несчастным, пришибленным видом. Веселье прошлой недели оказалось временной разрядкой. Сейчас мы все впали в серьезное уныние. На 5 вечера в среду деканат назначил открытое собрание в Бишоп-аудитории.

Зал был набит до отказа: ни одного свободного места, многие стояли в проходах и в дверях, негромко переговариваясь. Когда сам декан в сопровождении замдеканов и администраторов вошли через боковую дверь и заняли свои места на подиуме, студенты умолкли. Хорошо было заметно, как нервничал деканат с администрацией. Соня Йенсен встала и с места представила декана. В ответ — ни хлопка, ни единого приветствия. Декан подошел к микрофону. Плечи у него были опущены.

— Думаю, будет правильно с самого начала признать, что это для меня тяжелый день, — сказал он. — Но наша школа — великолепное учебное заведение. В это я искренне верю. И с того момента, когда вышел в свет известный вам журнальный номер, я не перестаю повторять себе, что неважно, что говорит об этой школе пресса, коль скоро каждый из нас знает, каким замечательным вузом является Стенфорд… Но от статьи этой все равно больно. Больно мне. Больно всем тем, кто сейчас рядом со мной, на этом подиуме. Никому не понравится придти утром на работу и обнаружить, что твоя репутация сильно подмочена… И здесь я должен сказать, что же причинило самую большую боль.

Тут его голос прервался.

— Это то, что в статье были высказывания, сделанные некоторыми из наших студентов, тех самых, что сейчас находятся рядом с вами, в этом зале. Они сказали вещи о нашей школе такие, что… в общем, болезненные вещи. Поэтому и замдеканы и я сам, мы решили собраться вместе и спросить вашего мнения. Мы здесь для того, чтобы вас выслушать. Если считаете, что где-то мы могли бы что-то сделать лучше, то хочу заверить вас, прямо сейчас, здесь, что мы очень хотим об этом от вас услышать…

Он вернулся на место. Встал замдекана Словаки и работу собрания взял в свои руки.

— Э-э… кхм-м… если кто желает выступить или задать вопрос, — сказал он, — просто поднимите руку.

На мгновение воцарилась неловкая тишина. Затем одна за другой начали вздыматься руки.

Один из студентов атаковал ядро учебной программы:

— Такое впечатление, что очень многие предметы просто-напросто плохо продуманы. С какой стати мы должны учить опционную модель Блэк-Шоулса, если еще не узнали даже, для чего эти самые опционы служат?

Словаки ответил, что не далее как в прошлом году преподаватели с финансового факультета уже дебатировали вопрос, включать или не включать эту тему в план вводного курса.

— Думаю, что нам придется положиться на ваше мнение, — кинул он косточку.

Аудитория ответила презрительным свистом.

Встал другой студент и спросил, почему экзамены экстерном, то есть на освобождение от занятий по уже знакомому человеку предмету, устраиваются только раз в год, еще до начала осеннего семестра. Лично он, например, на эти экзамены не успел. "Если говорить по-правде, — продолжал он, — я должен был сидеть на работе впритык до самого отъезда в Калифорнию, потому что нужны были деньги". И хотя сам он уже был дипломированным бухгалтером и четыре года проработал в Прайс Уотерхаус, крупной аудиторской компании, ему пришлось ходить на оба курса по бухучету. "Вы меня извините, но это просто дико".

— Вы должны понимать суть нашего процесса регистрации слушателей, — ответил на это Словаки. — Нам надо знать, сколько именно студентов будет на том или ином предмете. Мы же не можем допустить, чтобы люди произвольно, в любой момент, сдавали экзамены заранее и потом не ходили на основные дисциплины.

Снова неодобрительный свист.

Учебная программа вновь и вновь подвергалась критике. Один из студентов жаловался, что слишком много молодых и неопытных преподавателей. Другой возражал против того, чтобы «микро» читал адъюнкт-профессор из Латинской Америки. "Я понимаю, это не его вина, но он же даже не говорит по-английски!" (Я сам пару минут высидел на одном из занятий этого профессора и подтверждаю сказанное. Акцент оказался настолько сильным, что никто не мог понять, что он говорит). Встал следующий студент и напомнил деканату, что от них на ориентационном занятии было заявлено, дескать, любой стенфордский преподаватель — это лучший из лучших в одной конкретной области, будь то преподавание или научные исследования, и выдающийся знаток в другой. "Треть преподавателей здесь действительно исключительная, — продолжал он. — Другая треть более или менее, но остальные — хуже некуда".