Александр Торин - Кризис

Да нет, мне и здесь неплохо, только соседи замучили. Вот, например, прачечная, она у нас одна на весь квартирный комплекс, и как раз за окном. Порошком несет, он на стены оседает, проклятый. А еще – шумно, особенно когда цикл выжимания начинается, от него стены дрожат.

И все бы это было ничего, если бы не занимались жильцы нашего квартирного комплекса стиркой по ночам. Вот позавчера проснулся я от вибрации, подхожу к окну, а там такой маленький, сгорбленный вьетнамец принес несколько корзин с бельем, и стирает.

И ведь прачечная по правилам всего до одиннадцати вечера работает, а ему наплевать. Пришлось одеваться, скандалить, а вьетнамец хоть и щупленький, но агрессивный оказался. Чуть не подрались.

Да черт с ней, с прачечной, ее можно пережить. Я уже почти привык к легкой вибрации стиральных машин, к аромату стирального порошка, даже к пожилому господину, в пол-четвертого утра разгребающему мусорные баки. Я сверяю с ним часы, узнаю порыкивание его Линкольна и улыбаюсь во сне ксилофонному позвякиванию бутылок. Этот непрекращающийся ритм жизни мне даже в чем-то симпатичен.

Но вот чего я никак не могу пережить, так это товарища, тоже, кстати, из стран Юго-Восточной Азии. Такая у него манера гадкая – заводит свою развалюху шестидесятых годов в самом начале пятого, и идет завтракать. А бензин и подгоревшее масло – в окно, у нас через минуту в квартире импровизированная газовая камера получается.

Как-то раз я не выдержал, встал, оделся, вышел на улицу, стою около машины. Смотрю – идет, душегуб.

– Извините, говорю, но вы нам спать мешаете и воздух отравляете. Имейте совесть, если уж заводите машину, то отъезжайте в сторонку.

– Имею полное право, – говорит татаро-монгол чертов. – Стоянка – общая, для жильцов дома.

– Ну вы подумайте, – я, вообще-то по природе человек вежливый, к тому же в логике ему не откажешь. – Вы нам спать не даете, машина у вас воняет, а вы ее на пятнадцать минут включенной оставляете, да еще в такое время.

– Да, оставляю! И буду оставлять, – разозлился мой азиатский сосед. – И пошел ты на…

Ну, он не совсем так сказал, но смысл похожий. Словом, по-аглицки, пообещал он меня поиметь совершенно извращенным и противным природе, не говоря уже об основных человеческих религиях, способом. А затем сравнил меня с отверстием, вернее с дырочкой для клизмы, имеющей, по утверждению классиков, место в каждом живом организме. Тут уж я взбесился.

– Я менеджеру пожалуюсь. Вы права не имеете.

– А пошел ты на…

И снова, вроде бы по-нашему посылает, но в другом, в совершенно извращенном смысле…

Когда я вошел в квартиру, руки мои дрожали. И ничего против соседей я не имею. И против выходцев из Китая. Много их, за миллиард, а в долине нашей далеко не самые худшие собрались. Некоторые из них вообще умницы невероятные, но вот, извините, хамства я не люблю. И вспомнилась мне песня про крейсер «Варяг»: «За родину в море мы смело умрем, где ждут желтолицые черти». И еще почему-то из школьной программы: «К нему приходили китайцы и негры различных мастей».

Заснуть в ту ночь мне уже больше не удалось, а с утра я пошел жаловаться управляющему, симпатичному старикашке с седыми усами. Звали старикашку Брюсом, а любимым его развлечением была игра в гольф, ради которой он выкопал несколько ямок около одноэтажного здания офиса, располагавшегося напротив бассейна. Как-то, приехав с работы поздно вечером, я никак не мог найти стоянку, в результате запарковал машину в соседнем переулке, и, возвращаясь в темноте в квартиру, провалился в одну из этих ямок и подвернул ногу.

Несмотря на этот досадный инцидент, к Брюсу я испытывал симпатию. Когда я въезжал в квартиру, он долго смотрел мне в глаза, а потом осторожно спросил:

– Вы простите, только не обижайтесь, как вы, русские, относитесь к вину?

– Положительно, – растерявшись сказал я.

– Ну, и слава всевышнему. – Брюс на цыпочках поднялся из-за стола, открыл шкафчик, и извлек из него бутылку вина и два высоких бокала. – Наконец-то, – он тяжело вздохнул. – Вы знаете, я люблю русских. У меня техником работал русский, Илья Ферман. Не знали такого?

– Нет, к сожалению. Россия – большая, – неопределенно ответил я.

– Как бы то ни было, несмотря на все ракеты и атомные бомбы, спутники и прочую всякую дребедень, вы, ребята, все-таки белые.

– Ааа… – смущенно протянул я.

– Ну да, только не обижайтесь. Вы знаете, у нас принято дарить вселившимся подарки – чепуху всякую, вино, бокалы. А эти… – Брюс замолчал. – Для некоторых, особенно для мусульман – это оскорбление. Национальные традиции… Приходится быть осторожным.