Марта Кетро - Справочник по уходу и возвращению

Возвращалась тихонечко, по-стариковски держась за стены и глядя под ноги, чтоб, не дай бог, в ямку не ступить, не запнуться и не разбить личико. И вдруг вижу, что-то черненькое на земле белеется, изумрудом отливает – перышко! Длинное, сантиметров 25, для вороны легкое, для голубя слишком большое, а главное, зеленое, только на кончике в фиолетовый отдает. И не петушье – мне ли петухов не знать? В связи с этим задумалась: что за большая зеленая хрень летает около моего дома? Птеродактиль? Ктулху? Секретный военный вертолет?

Мне это важно, потому что грусть моя такова, что вставила бы это перо в попу, да и улетела на небеса, но боюсь в фазана превратиться или еще во что – а ведь я лебедушка…

Была в литинституте, много думала, а в пять утра неожиданно осознала, что самое яркое впечатление дня было вот какое: после семинара спустилась в дамскую комнату, заглянула в одну из кабинок и увидела в фаянсовой чаше унитаза огромную, как торт, кучу дерьма. Аккуратно закрыла дверь, потрясенная простой мыслью – надо же, это все сделала девушка! Литератор! И до самого дома пыталась в уме реконструировать по куче ее образ – внешность, характер, стиль письма. Выходила во всех отношениях впечатляющая и одаренная особа.

С особой нежностью вспоминаю англичанку, которая вела группу для дебилов, политкорректно называемых «начинающими». Она, пышная и подвижная, нас очень жалела и объясняла как-то особенно мягко.

– Над некоторыми заданиями в учебнике нарисован котик. Вот такой, – быстро рисует знак бесконечности на четырех запятых, сзади – палочка. Продолжает писать нерусские буковки, нервно косясь на котика. Неожиданно всплескивает руками:

– Ну нет, так нельзя, – и пытается как-то украсить котика, пририсовав ему ушки, что ли. Потом бросает это безнадежное дело – «а, ладно» – и дальше что-то свое пишет.

На остановке обогнала парочку парней и уловила следующее:

– Ну что мне с тобой делать, а? За руку тебя возьму – вырываешься. Обнять попытаюсь – вырываешься. Ласковые слова говорю…

Тут я не стерпела и медленно обернулась, собираясь сказать: «Да просто сделай ему минет!», но вовремя увидела, что второй все-таки девушка, только очень крупная и угрюмая. Счастлива, что удержалась – могла бы и в глаз получить, причем от нее.

У метро услышала глухие веские хлопки, собралась было залечь в укрытие, но вовремя рассмотрела, что стреляет жирная женщина с жестоким лицом, продавщица воздушных шаров. В правой руке у нее целая связка, и левой она иногда, раз в сорок секунд примерно, душит по одному небольшому шарику. Не демон-стративно – «каждую минуту я буду убивать котенка!», а как-то мимодумно. Постоит-постоит, и пальцами эдак судорожно – хщщщ.

Ездила за город, навидалась женщин. В электричке напротив дремала блондинка. Голова запрокинута, рот приоткрыт, на шейке две складочки. Круглые ленивые груди покойно лежат в желто-зеленом топе, не пытаясь выглядеть более высокими, чем есть на самом деле. Загорелый живот уютно нависает над голубыми джинсами, ноги раздвинуты. Не стала нагибаться и смотреть на обувь, но подумала плохое – наверняка на каблуках. На обеих руках пять золотых колечек, золотые часики, золотой браслет, золотая цепочка на шее и серьги в ушах золотые – true блондинка.

И я сижу: нога на ногу, сумка на коленях, руки скрещены, живот подобран, но спина согнута. И вся в шипах и кораллах – как та несчастная роза-вырожденка, которая расцвела на подоконнике, скорее вопреки моему уходу, чем благодаря, сама ошалев от этого факта.

На железнодорожном мосту, который всегда пробегаю с молитвой, чтоб не рухнул, узбекская женщина побирается со своим узбекским ребенком. И думаю: вот ведь, я здесь находиться боюсь, а у нее тут вся жизнь – дети растут, денег дают, солнышко греет…

Какие мы, девочки, разные…

По дороге домой, когда уже темно было, я нашла мужчину своей мечты. Точнее, я брела и думала, что сделалась страшно робкой, не поднимаю глаз, с мальчиками не заигрываю и секс не излучаю, просто на лбу написано «уменямуж». И тут вижу его и понимаю – черт, надо брать. Из сумрака мне навстречу выступил огромный длинноволосый парень, насколько я сумела разглядеть в неверном свете редких фонарей, русый. Он шел, покачивая широкими плечами, немного негритянской разболтанной походкой, и я с волнением стала вглядываться туда, где должно быть его лицо (я близорука настолько, что даже с трех метров вижу только силуэт). Ну и оказалось, что это какое-то мелкое существо несет на плече полуразвернутый кусок коврового покрытия.