Олег Рой - Дом без выхода

Ей здесь ужасно не нравилось. Все было каким-то серым, мрачным, неуютным – и вечное свинцовое небо, и погода с постоянными дождями, туманами и промозглостью, и тяжелые викторианские здания учебных и жилых корпусов, в которых всегда ощущались холод и сырость. Даже люди – и педагоги, и ученицы – тоже были чужими, неприветливыми и неприятными. Из России здесь больше никого не было, на Катю первое время все смотрели как дикари на Миклухо-Маклая, и вскоре она уже выла от дурацких вопросов: правда ли, что у нее на родине все поголовно пьют водку и круглый год стоят трескучие морозы. «Нет! – отвечала, сжав зубы, Катя. – И медведи по улицам тоже не ходят». Отвязались от нее только после конфликта с соседкой по комнате, американкой Уитни. Та назвала Россию отсталой и нищей страной, Катя не выдержала, но не стала опускаться до уровня «сам дурак!», а просто послала собеседницу куда подальше. Уитни тут же нажаловалась воспитательнице, сухощавой даме с выпученными глазами, которую Катя сразу же прозвала про себя Вяленой Воблой. Девочку из России наказали, но, по крайней мере, все-таки оставили в покое.

Кроме беспардонной ябеды Уитни, соседками по комнате были еще сестры-близняшки Сара и Кора, тусклые, бесцветные и занятые только друг другом. Катю они просто не замечали, да и сама она тоже не слишком стремилась к общению с ними. Из двадцати одноклассниц ей по-настоящему нравилась только одна – симпатичная носастенькая хохотушка из Чехии с непроизносимой фамилией, состоящей чуть ли не из одних согласных, но дружба с ней была немыслима, поскольку девочки принадлежали к разным отделениям. Этого странного раздела на три отделения общежитий и постоянного соперничества и даже вражды между ними, не только не осуждаемых, но даже подогреваемых педагогами, Катя никак не могла понять. Деление на «свой-чужой» она всегда привыкла проводить или по характеру, или по каким-то иным чертам, но уж никак не по тому, в каком из мрачных, серых и похожих друг на друга как две капли воды корпусов человек проводит свои вечера и ночи. Но здесь все было не так, как она привыкла. За свое отделение принято было стоять горой, а первенство, особенно в спортивных соревнованиях, считалось для каждого из трех общежитий делом чести.

Спорта Катя вообще не любила, так как была слабенькой – в мать – и болезненной. Но в этой школе физической подготовке уделялось огромное внимание, и обойтись без спортивных занятий никак было нельзя. Катя попробовала ездить верхом, но на деле это оказалось совсем не так здорово, как в кино. Лошадь попалась с норовом, не слушалась, девочка ее боялась, никак не могла подстроиться и в результате отбила себе все ноги и бедра. Пришлось отказаться от верховой езды и остановить свой выбор на теннисе, гимнастике и легкой атлетике.

Учиться Кате тоже было нелегко. Хотя уровень ее знаний оказался не хуже, а во многом даже и лучше, чем у остальных девочек, языком она владела еще не очень хорошо и с трудом понимала быструю устную речь.

Всех учениц, кроме старшеклассниц, заставляли носить школьную форму, дурацкую клетчатую юбку в складку и пиджак. Катя, дома не вылезавшая из джинсов и ненавидевшая, когда у нее были открыты ноги, чувствовала себя неуютно и постоянно мерзла. Но все это было еще терпимо. Самым тяжелым испытанием оказалась необходимость постоянно, ежесекундно находиться в обществе других людей. Спальни здесь были рассчитаны только на несколько человек, ели одновременно всей школой в большой столовой, домашние задания делали в общих классах, отдыхали обязательно вместе, если и не коллективно, то, по крайней мере, в одних помещениях. Единый для всех насыщенный график не оставлял девочкам ни минуты личного времени, ни малейшей возможности побыть наедине с самой собой. Здесь даже мылись в общем душе, даже туалетные кабинки закрывались так, чтобы были видны головы и ноги. Все эти строгости были настолько тяжелы для Кати, что она постоянно, из одного только чувства протеста, то и дело нарушала дурацкие правила и постоянно бывала наказана.

Будучи «совой», полуночницей, она всегда ложилась спать поздно, никак не раньше двенадцати, в школу поднималась с огромным трудом и в выходные обязательно отсыпалась минимум до полудня. Здесь же и в будни, и в праздники девочек поднимали в шесть часов, а отбой наступал в девять, после него уже нельзя было ни зажечь лампу и почитать, ни встать с кровати – ябеда-американка тут же настучала бы об этом Вяленой Вобле. И Кате приходилось укладываться одновременно со всеми, а потом часами ворочаться без сна на жесткой спартанской постели, вставать с больной головой и целыми днями ходить сонной.