Олег Рой - Мир над пропастью

– Знаешь, Игорь, – шептала Аля, прижимаясь к нему перед сном и разглядывая обожаемые открытки. – А наш физик, Павел Петрович, учился в Москве. И он рассказывал, что у москвичей есть такая примета: если поехать на эту станцию, найти среди скульптур собаку-овчарку, потрогать ее нос и загадать желание, оно обязательно исполнится. Он сам много раз проверял. Особенно когда учился в институте, ездил туда каждый раз перед экзаменами. А один раз поленился, и все – завалил.

Она говорила это так серьезно, как ребенок, уверенный в существовании волшебной палочки, шапки-невидимки и других подобных сказочных атрибутов.

– А что загадала бы ты? – с улыбкой спросил он тогда.

Она всерьез задумалась. Игорь, как сейчас, видел ее сосредоточенное лицо, освещенное оранжевым ночником.

– Чтобы мы всегда были вместе.

– Ну для этого в Москву тащиться вовсе не обязательно. Это и так само собой разумеется. Придумай что-нибудь поинтереснее.

– Тогда чтобы ты был счастлив, – промурлыкала она, выключила ночник и свернулась калачиком, положив голову ему на грудь.

– Нет, Аля, это тоже не пойдет. Я и так счастлив – дальше некуда. Подумай еще. У тебя последняя попытка.

– Тогда придумай ты за меня, – пробормотала она, уже засыпая.

Воспоминание было таким четким, таким настоящим, что Игорь поймал себя на том, что стоит посреди мраморного вестибюля и улыбается. Картинка исчезла, вновь нахлынул гул, шум поездов, перед глазами замелькала мрачная разношерстная толпа. Добро пожаловать в настоящее! Он достал из бокового кармана сумки путеводитель и нашел схему метро.

Заветная «Площадь Революции» оказалась не так уж далеко. Игорь немного поплутал, пока разобрался с системой выходов и переходов, добрался до нужной станции и направился на поиски бронзовой овчарки. Он заметил ее почти сразу. Черная псина с натертым до желтизны носом, похоже, никого, кроме него, не привлекала. Видимо, теперь те, кто хотел загадать желание, стояли в очереди к чудодейственным иконам или ходили по бабкам-ведуньям в зависимости от жизненных принципов и толщины кошелька. А раньше уповали на пса… Все логично – не важен источник, важен результат. Человеку нужно, чтобы его желания исполнялись. И еще ему нужна вера в то, что невозможное все-таки возможно.

Игорь медленно коснулся холодного носа. Закрыл глаза. И неожиданно сам для себя прошептал: «Хочу, чтоб Аля и Аська были рядом». И еще раз и еще…

Встряхнул головой, открыл глаза, нехотя оторвал ладонь от желтого бронзового носа. Господи, как тяжело! И никакого просвета. Был ли смысл сюда ехать? Разве можно убежать от себя? От своих мучений, мыслей и воспоминаний?

Он побрел вдоль платформы, рассматривая массивные фигуры строителей коммунизма. Наверное, ночью здесь жутковато. Но вообще очень впечатляет. Все выглядит совсем не так, как на открытке. Там только небольшой фрагмент, а здесь целая галерея. Одинаково громоздкие, крепкие тела мужчин, женщин, детей. Одинаково резкие лица. Даже хрупкая девушка с книжкой смотрит не по-девичьи прямо и твердо. Интересно, что у нее за книга? Ясно, что не стихи поэтов Серебряного века. Наверное, трактаты Маркса или сборник статей «отца народов».

Нужно будет съездить еще на «Маяковскую». Але она заочно нравилась больше всего. Кажется, это одна из первых станций. Она была изображена еще в том, самом первом наборе открыток, который Наталья прятала за двухтомником Чехова.

В отличие от Али, он хорошо знал, откуда в доме Говоровых взялись те открытки.

Наталья рассказала ему об этом давно, сразу после свадьбы. Сама Алина тетка столицу прямо-таки ненавидела, называла ее не иначе как вертепом. В отличие от племянницы, которая с детства бредила Москвой.

– Мы в лагере летом ездили клубнику собирать, – рассказывала ему жена, – так нам говорили: «Отбирайте тщательно, проверяйте каждую ягодку. Это для Москвы». Уж как мы старались!

Алька даже не сомневалась в том, что в столице живут самые лучшие, самые достойные люди. И поколебать эту смешную детскую уверенность было невозможно. Этой своей уверенностью она доводила тетку до белого каления.

– Это у ней от матери, любовь к Москве этой окаянной, – ворчала Наталья. – Ты, Игорь, парень с головой, ты уж держи ее крепче, а то надумает еще тащиться в столицу поганую! Горя потом не оберешься. Мать ейная себя уже угробила… Такая хорошая девка была. Мы с ней забот не знали, пока росла. А как десятый окончила с золотой медалью – так и понесла ее нелегкая в Москву в ниверситет поступать. – Наталья так и говорила – ниверситет. – На нашу голову! Сперва радости-то было! Всей деревней собирали. Ну а через месяц вернулась. С подарками да с завядшим букетом роз. Провалилась, говорит, одного балла недобрала. Вроде как надо было пятерку получить, а ей четверку поставили. Ну знамо дело, Москва все-таки…