Олег Рой - Нелепая привычка жить

К середине жизни бывший техасский фермер, значительно преуспевший в мясном бизнесе, вдруг заинтересовался своей родословной, обратился к специалистам и неожиданно нашел у себя русские корни. Оказалось, что его прабабушка по материнской линии была родом то ли из Рязани, то ли из Зарайска… Пятидесятилетний вдовец, отец трех взрослых детей, пришел в восторг от своего открытия и страстно увлекся всем русским. Для начала он нанял себе учителей – носителей языка – в наши дни сделать это и в Техасе оказалось совсем несложно, – потом прочел несколько книг русских классиков (большинство, правда, по-английски, в сокращенном и адаптированном переводе) и, наконец, затеял торговлю с Россией. В Малахове он видел не просто партнера, но, по совместительству, закадычного друга, способного и желающего понимать все тонкости его мятущейся души с генетическими отголосками русской загадочности; гида по манящей и противоречивой стране, которую, как известно, умом не понять и аршином не измерить; бесплатного педагога по языку, а также кого-то вроде сказочной феи или золотой рыбки, чьей святой обязанностью является исполнение всех желаний, возникающих у Джо «на исторической родине».

Еще при самом первом знакомстве Коллуэй заявил, что ему ну прямо-таки жизненно необходим камень из Кремлевской стены. Малахов сначала принял эту просьбу за шутку, а когда понял, что американец говорит совершенно серьезно, – растерялся, что, надо признаться, случалось с ним редко.

Выручил, как обычно, Аркадий. С очаровательной улыбкой, на чистейшем английском (Виталию язык никогда не давался, несмотря на «отлично» в дипломе, он и деловые письма-то понимал через два слова на третье, а говорить и вовсе не мог) молодой человек сообщил, что вынимать камни из Кремлевской стены никак нельзя, это преступление, за которое могут посадить в Бутырку или даже сослать на Колыму. Но вот булыжник, взятый прямо с мостовой Красной площади, он американскому гостю вполне может обеспечить, если тот пожелает. Коллуэй охотно согласился на такую замену, и на следующую же встречу Аркаша приволок в пластиковом пакете тяжеленный серый камень четырехугольной формы со следами земли. Джозеф был в восторге и только что не расцеловал Лошманова, а заодно и Малахова.

– Ты где ж это раздобыл? – не удержался от вопроса Виталий, едва за иностранцем закрылась дверь. – Камень ведь действительно старый, это невооруженным глазом видно. Неужели и впрямь выкопал темной ночью у входа в Мавзолей?

– Да нет, конечно, – рассмеялся Аркаша. – На улице подобрал. В переулке Чернышевского сейчас трамвайные пути ремонтируют.

На таможне в «Шереметьево-2» булыжник не пропустили. Техасец чуть не плакал и слезно умолял провожавшего его Малахова сохранить увесистый сувенир до его следующего приезда. Камень и сейчас лежал на видном месте в московской квартире, которую вскоре после той истории Коллуэй арендовал на Тверской-Ямской улице. «Специально снял, чтобы хранить оружие пролетариата», – шутил Аркадий.

– Ну, будем здоровы́, Вит, – американец самолично разлил по хрустальным стопочкам водку из запотевшего штофа.

– Не здоровы́, а здоро́вы, Джо, – автоматически поправил Малахов. Чуть ли не при каждой встрече Коллуэй просил его обязательно указывать на ошибки в его речи. И почти все время обижался, когда Виталий это делал.

Белесые брови Джозефа поползли вверх.

– Я слышал, Наташа сказала «здоровы́», – возразил он.

Малахов кивнул.

– Да, так тоже иногда говорят. Когда кто-то или что-то очень большое. Это тоже от слова «здоровый», но не в смысле «не больной», а в смысле «огромный».

Техасец выслушал очень внимательно, но недоуменное выражение не исчезло с его лица.

– Наташа сказала: «Здоровы́ спать», – настаивал он.

– А, понятно… Это еще одно значение. Она имела в виду «любите поспать», «долго спите». Но вообще-то это устаревшее выражение.

– Ты знаешь, меня интересуют устаревшие выражения, – тут же заявил Джозеф.

Да, Виталий знал. Эта непомерная тяга Коллуэя к русскому языку его тоже очень утомляла. Объясняя дотошному американцу те или иные лингвистические премудрости, он сам не уставал удивляться запутанности и нелогичности законов родной речи. А он, в конце концов, не филолог и вовсе не обязан разбираться в этих тонкостях! Но куда денешься… Уроки русского были таким же непременным атрибутом общения с Джозефом, как посещения Большого театра (балета Малахов терпеть не мог), прогулки по всяким Загорскам и Ростовам Великим, обильное поедание блюд русской кухни и столь же обильное принятие на грудь нашего традиционного и прославленного напитка.