Нина Федорова - Семья

«Молодой и здоровый, — думал консул, глядя на Петю и держа руку на ноющей печени. — Наверное, еще и ученый, хорошо говорит, не женат — и о чем горюет? — нет у него паспорта! Вот уж привычка жить по закону! Весь мир ему открыт — отчаливай, плыви! — а ему нужно разрешение и на отъезд и на въезд!» И он опять схватился за печень. Ответ у него был готов, он имел директивы и им, конечно, слепо подчинялся.

— Вот что, гражданин! Вы знаете, сейчас мы не имеем прямого сообщения с Москвой. Даже пошли я ваше заявление, ответ — если он будет — придет через год. А паспорт вам нужен сегодня. До свидания.

На крыльце стояли прежние друзья Пети по Бюро эмигрантов с фотографическими аппаратами. Снятый на пороге советского консульства Петя был заклеймен как преступник и отмечен затем японской полицией как шпион. Теперь, переступи он границу концессии, его ждала смерть.

Итак, получив отказ в паспорте и от белых и от красных, Петя, потомок старинной русской фамилии, уныло побрел домой. В сердце его кипела горечь. Как он будет жить? Кто будет его кормить? В девятнадцать лет он смотрел в непроглядную тьму будущего и думал, как бы закончить свою жизнь и уйти в могилу. Стоит ли жить в таком мире? Но он вспомнил о Семье; их осталось трое. Еще раз пойдут они на далекое русское кладбище?

Когда он позвонил, ему не сразу открыли дверь. В доме шел шумный разговор. Петя прислушался — голоса веселые. Он позвонил еще раз. Дверь открыла мадам Климова. Она была в большом возбуждении и прямо-таки накинулась на Петю:

— Петр Сергеевич, спешите! Бегите сюда, в столовую. Там настоящий испанский граф и графиня. Идем, идем — я вас сама представлю: «Графиня Dias da Cordova и молодой граф Леон!» — Она упивалась и захлебывалась этими именами.

Петя посмотрел на нее зло и насмешливо:

— Разве? Вы не ошиблись?

Но это была правда. В доме были новые жильцы. Они пили с Семьей чай с лимоном. Присутствие лимона не оставляло сомнений в правоте слов Климовой.

В наружности графини не было ничего замечательного. Она была небольшого роста, средних лет, просто и аккуратно одета и как-то необыкновенно спокойна. Возможно, это именно ее и отличало на общем фоне современных нервных людей, потому что, взглянув на нее раз, наблюдатель вновь и вновь возвращался к ней любопытствующим взглядом, не определив сразу, в чем же ее особенность. Между тем за этим спокойствием скрывался опыт тяжелой жизни. По рождению графиня была русской аристократкой. В Петербурге она пережила все ужасы войны и революции. Она потеряла все и всех, принадлежавших ее семье. Там же она вышла замуж за графа, который служил при испанском посольстве. Они уехали в Испанию и там снова прошли через все ужасы гражданской войны. Они покинули Испанию и поплыли в Китай и высадились в Шанхае накануне битвы в Чапее. В настоящее время граф с дочерью оставались в Шанхае, графиня же с сыном приехали в Тянцзин, ища, как устроиться. Денег у них не было.

Бури жизни напрасно бушевали над головой графини: они ее не искалечили. Казалось, природа имела свои какие-то цели, бережно сохраняя тип спокойной женщины. Она всегда давала ей достаточно физических сил. Что же касается сил духовных, они являлись следствием воспитания. Графиня была спокойно-религиозна, стоик по характеру, аскет во всем, что явилось бы ее личным удовольствием. Беспристрастная в суждениях, она не была связана никакими политическими предрассудками и в лазаретах одинаково внимательно перевязывала раненых бойцов всех партий О политике она никогда не говорила, никого ни в чем не обвиняла и шла какой-то своей дорогой, конечно, тяжелой и трудной, но в то же время прямою и светлой. Она не была сентиментальной, не восклицала: «Безумно! Боже, какой ужас! Какая жалость!» В семейной жизни она была источником покоя и радости, всегда создавала уют, даже когда жили в углу, и всегда все на ней было чисто, даже в дни отсутствия мыла.

Ее сын Леон был поразительно красив, очень сдержан, избегал эффектов в словах и манерах, всему предпочитал спокойное уединение. Итак, по выражению Климовой, дом № 11 «кишмя кишел» аристократией, и она — наконец, слава Богу! — была в «своей атмосфере». Но, к ее удивлению, графиня просила называть ее не титулом, а Марией Федоровной. А граф Леон интересовался Петей больше, чем мадам Климовой, и не выразил желания видеть фотографию Аллы, о которой она ему уже рассказала. Далее, графиня отказывалась поддерживать; разговор о высшем обществе, и коронация в Англии, казалось, совсем ее не волновала. История любви, связанная с короной, оставляла ее незаинтересованной.