Нина Федорова - Семья

Утро, о котором и Мать и Лида боялись думать, наконец наступило. Его нельзя было отложить, и от него невозможно было спрятаться.

День начался оживленно, но вполне спокойно. Утренний чай был невиданной роскоши: и с молоком, и с сахаром, и с хлебом, и с маслом. Даже огромная яичница была подана, и в ней краснели кусочки ветчины. Это было сильное средство, чтоб подбодрить тощих обитателей дома № 11. После завтрака все собирались к пароходу провожать миссис Парриш и Диму. Дома оставался только Кан, да еще Собака. С ними и должен был попрощаться Дима.

Собаку заперли в подвале. Дима запирал ее там изредка и прежде, и это всегда проходило легко и просто, но сегодня Мать просила профессора сопровождать Диму и присутствовать при прощании. Она боялась оставлять Диму одного с его мыслями.

— Пока! — сказал Дима летучее словцо и помахал Собаке рукою. — Из Англии получишь новый ошейник. Будь здорова и не смей стариться. Еще увидимся. Сам приеду за тобой!

— Дима, — перебил профессор сцену прощания, — а ты не забудешь карту? Как будто я ее видел в столовой.

И Дима побежал за картой.

Но пришел момент, когда все уже стояли на набережной. Не давая опомниться мальчику, профессор еще раз повторял, показывая на карте, как Дима поедет: сначала на маленьком пароходе до Шанхая. Там остановка и пересадка на большой океанский пароход до Марселя. Затем… Раздался гудок, сигнал пассажирам всходить на пароход. Миссис Парриш давно попрощалась и ждала Диму на палубе. И только услышав сигнал к прощанию, — только тут, в этот последний момент, ребенок понял, что происходит. Он страшно побледнел, глазки его широко раскрылись и на миг потеряли всякое выражение.

— Ну, иди, Дима! Беги! — И Мать и Лида тихонько подталкивали его к мосткам: — Беги, мальчик! Беги!

— До свидания, молодой путешественник! — кричал профессор и махал шляпой. — Пиши чаще!

— Не хочу! Не хочу! Не хочу! — вдруг пронзительно и страшно закричал Дима. — Не пускайте меня! Не пускайте меня отсюда!

Они все окружили его тесным кольцом. У всех в глазах были слезы, и голоса всех дрожали от боли:

— О Дима, посмотри же, какой интересный пароход. Там над дверью твоей каюты написано твое имя! Ты не хочешь посмотреть? Ты поплывешь в океан и увидишь живую акулу! Капитан сказал, что хочет с тобой познакомиться…

И все почему-то боялись произнести имя миссис Парриш и то, что не капитан, а она ждала Диму на палубе.

— Нет! Нет! Нет! — кричал Дима, и лицо его исказилось от отчаяния. Слезы катились ручьем. Он упирался, чтоб не идти. Он ухватился ручонками за перила мостков и, упершись ножками, конвульсивно натужился. Он сжимал ручки сильней и сильней, весь посинев от напряжения. Казалось ужасным бороться с ребенком, отрывать его пальчики от перильцев и силой тащить на пароход.

Они толпились около, толкались, уговаривали, плакали, но он продолжал страшно кричать.

Тогда Мать, оттолкнув всех, обняла его нежно-нежно. Она имела силу, улыбаясь, сказать полушутливо и полустрого:

— Ай да Дима! Вот уж не ожидала я этого! Мадам Милица уехала спокойно. Петя уехал спокойно. А разве ты не мужчина?

Потом, когда он стал успокаиваться и напряжение стало ослабевать под звуки этого родного и милого голоса, она поцеловала его и сказала тихо:

— Ты ведь ненадолго. Заработаешь денег и вернешься. — И потом уже шептала ему на ушко: — Дима, что ж ты, будто девочка! Разве больше нет у нас мужчин в Семье?

Дима выпустил перила и стоял перед нею, а она продолжала:

— Пароход ждет тебя одного. Смотри, не опоздать бы в Шанхай. Капитан, видимо, волнуется.

Дима обернулся и посмотрел на палубу. Там стояла миссис Парриш и звала его. Потом он обернулся назад и одним взглядом охватил группу его провожавших. Он обнял Мать еще раз и сказал ей тихо:

— Смотри, как я сам пойду! Никто за меня не бойтесь. Я знаю, что я — русский.

И решительным шагом он пошел по мосткам на палубу.

Мостки убрали. Пароход загудел, задрожал и тронулся. Расстояние между набережной и пароходом, сначала тонкое, как ниточка, все расширялось и расширялось.

Дима сделал последний рыцарский жест: он вынул носовой платок и махал им. Миссис Парриш подошла к нему близко и положила руку ему на плечо: Дима поступил в ее владение…

Дом № 11 опустел. Ушла суета, жизнерадостность, затихли сборы — уже никто никуда не ехал и не спешил. Тут и там вдруг слышались тяжелые шаги мрачной Собаки. Она бродила, разыскивая оставшиеся Димины вещи.