Галина Щербакова - Нескверные цветы

А она обижалась, что ей не пишут, плакала, очень, очень больная мама относила это на свой счет. А потом мама умерла, и все покрылось мраком. Не было солнца, не было света, не было ничего.

Боже, когда же это было! К ней вот сегодня или завтра ворвется внучка, и первый ее крик будет: «Я на железках спать не буду, даже не думай». – «Конечно, не будешь, – ответит она. – Мы что-нибудь сообразим. Будешь спать на моем месте, а я на топчане в кухне. Я люблю свою кухню». – «Ты можешь на раскладушке в комнате», – скажет добренькая Варька. «Я не люблю подсматривать чужие сны», – засмеется она.

В хлопотах жизни и смерти он стал забывать девочку из поезда и даже подумал: может, ее и не было? Просто был фантастический сон. От кого-то он тогда услышал теорию «стакана воды», это в смысле перепихнуться на раз и забыть, так, утоление жажды.

И вот через столько лет оказалось: не прошло ничего.

Но на следующий день дверь ему не открыли. Сонный девчачий голос прокричал, что бабушка ушла по делам. «Где у них тут дела?» – подумал он. Пришлось вернуться домой. Наперерез входу в квартиру стояли манатки сына. Крепко пахнущие мужскими носками, старым перегаром, сбрызнутым для тайности дурного духа «Тройным» одеколоном.

– Я, батя, пришел к тебе навеки поселиться, – сказал вахлатый мужик в трусах в горошину. – Я ведь тут прописан или…

– Что так? – спросил батя, находясь еще под впечатлением детского голоса, пропевшего, что бабушка ушла по делам.

– Так вот так, – сказал громко сын, – и перетакивать не будем. Что я, у нее кусок хаты буду рвать? Я не таков. Не нажили мы с ней барахла, которое способно делиться. Не тот у нас товар, что в рост идет. Не те деньги, которые деньги. А вот ты у меня один и я у тебя один, чай, не поссоримся?

– Я не один, – ответил отец. И в первый раз почувствовал радость, но и тяжесть этих слов, которые сейчас определяли всю его судьбу. – У меня есть женщина, и она переедет сюда.

Как он засмеялся, сын. Ну, как бы заржал, у него даже шея изогнулась по-лошадиному – вверх башкой, и желтые плохо чищенные клыки лязгнули, будто держали железо.

– Значит, я, молодой и сильный мужик, но бабы у меня под рукой нет, а ты старик, уже плохо держащий соплю, имеешь бабу, без хаты, как я понимаю, но готов променять дитя родное на незнамо кого. Батя, я не дамся. Я тут прописан. Я по закону твой, так что приструни свою бабу. Неча хавальником щелкать на чужое.

– У нее есть квартира, – сказал отец. И правда эта была глупой, ибо имела цель не опорочить в глазах сына алчностью женщину, лучше которой нет на свете.

– Ну, тогда вообще нет темы. Она берет тебя к себе, а я остаюсь в родном очаге. Тебе помочь собраться?

– Ищи квартиру, – сказал отец. – Сообрази, сколько тебе лет. Гоже ли ставить отцу условия?

– Какие условия? – закричал сын. – У тебя баба, у нее хата, у меня ни бабы, ни хаты. Это же задача на раз и два.

– Временно там живет внучка, она большая и вздорная, бабушке с ней тяжело.

– А мать у внучки есть?

– Тут вся проблема. Она привела к себе мужчину, а там нет места на троих. Ты в этой истории единственно легко подъемная фигура, можешь снять квартиру, устроиться в общежитии. Ну, подумай головой, ты же молодой и крепкий.

– Итак, считаем, – сказал сын. – Три однокомнатки, так? Твоя, матери внучки и твоей бабы. А расселиться надо пятерым. Но почему именно я крайний? Есть какая-то родня, должна быть, во всяком случае, пристраивайте девчонку. Или все сироты убогие? Или кто-то должен по-быстрому умереть? Как я понимаю, или я, или внучка. Кинем на карты? Девичье горлышко такое хрупкое.

– Или ты с ума сошел, или ты идиот. Или сволочь. Или это у тебя такой юмор дебила? Ты должен уйти сейчас же. Делись с женой, у вас две комнаты.

– Я у них не прописан. И у нас двое детей. Их в колодец, так ты считаешь? Мне некуда идти, отец, я буду спать на кухне. Раскачивайте мебель в комнате с полным сознанием моей щедрости. Спать на кухне, конечно, придется поперек, я гипотенузный мужик, а не какой-нибудь катетный. Какое-то время стерплю. А там, как говорится, или нож ступится, или петух сдохнет. Сговорились?

– Я не могу отвечать, не поговорив с ней.

– Ну, валяй. Где ж ты ее, батя, надыбал? Раньше за тобой такое не числилось.

– Будешь смеяться. Это моя первая любовь. На долгое время жизни мы потерялись, а тут раз – и нашлись. В аптеке.

Ему так хотелось рассказать и историю с милицией, и как чудно называла она те цветы, что плыли мимо поезда, – нескверные, и про счастье, что они переехали в этот город, – но лицо сына было таким равнодушным, что он проглотил все слова.