Галина Щербакова: Спать хочется

Усталость прижимает ее к земле, особенно когда она в машине. Сказать кому! Вся ее работа в машине. Отвезти детей в одну школу, перевезти во вторую, в третью. А она при шофере. Сидит сзади. Отдыхай, дура! Но это постоянное ощущение близости земли, будто нет в машине сидений, исчезают колеса и она стремительно спускается вниз… И уже раскрытая матушка-земля говорит ей: «Не бойся, женщина! Здесь ты отдохнешь». Эти слова она знает. Они из какого-то очень известного текста. «Мы отдохнем, мы отдохнем…» Но она не может вспомнить, откуда. Именно поиски забытого источника держат ее тут. Она столько раньше знала стихов, сейчас в голове полощутся одни обрывки. Вот, например, этот:

Откуда – понятия не имеет!

Или:

Нет, в ней давно не хлещет жизнь, в ней – болото. И тихо, как стоячая вода. Вернее так: стояла ее жизнь.

Раньше много знала чего. А, вот, наконец вспомнила. «Мы отдохнем» – это из Чехова. Она в институте играла Сонечку в «Дяде Ване». И из нее шел этот отчаянный крик: «Мы отдохнем».

Откуда она, тогда еще почти девчонка, знала, что будет это бессилие жизни и притягательность разверстой земли? Там еще было что-то про небо в алмазах. Она смотрит в окно машины. На небе точечки утренних звезд. Стылых, равнодушных звезд. Ни одна не блещет, ни одна не мерцает. Видимо, они тоже устали в своем не ведомом никому круговороте. Рухнуть бы им в одночасье на всю эту землю.

Что она есть, эта земля, и мы на ней? Зачем помнятся стихи? Зачем забываются? Зачем она здесь, в этой проклятой машине?

Затем, что кто-то, а может, некто так распорядился ее жизнью, абсолютно благополучной до ее пятидесяти лет. Она – лучший учитель города, муж – классный хирург, двое замечательных детей. Ах, как это она забыла! Дядю Ваню тогда играл ее муж, тоже студент. Это был знаменитый на весь город студенческий театр. Именно после спектакля они кинулись друг к другу и поняли: это навсегда.

Сын потом окончил Плешку, самое то для нового времени, женился, веселились, как какие-нибудь разгуляй-люди. На паях со сватами купили молодым квартиру. Снова гуляли до положения риз.

И дальше все шло хорошо. Сын преуспевал, муж был нарасхват в случаях всяческих кремлевских полипов с угрожающими наклонностями. Дочь с помощью друзей сдала экзамены в пединститут. Не потому что дура, а потому что она откровенно сказала: ей на фиг не нужно образование. «Ваще». Но мать поймет это потом. Одним словом, ни шатко ни валко училась, как дочь заслуженной учительницы, на бюджетном отделении.

Беда пришла с машиной. Сын купил, потому как у всех приятелей уже были. На третьей или четвертой ездке попал в аварию. На горе, с ним в машине был отец, он и погиб сразу, а сын остался без ног. Но и это было еще не все горе. Изловчившись незнамо как, сын, едва его выписали из больницы, перевалился через подоконник с двенадцатого этажа.

Это было восемь лет назад. Уже загоилось. Сама удивилась, как быстро все заморозилось. Муж еще снился, еще с ним разговаривалось вечерами, а сына уже не было. Нигде. Никогда. Невестка уже пять лет как вышла замуж, очень удачно, родила двоих. Она помнит, как невестка повторяла после аварии: «Слава богу, нет детей. Как жить с отцом-калекой? Такая нравственная тяжесть для ребенка». Сын это слышал. Невестка была без деликатности. Отношений с ней никаких. С какой стати? Даже на кладбище ходят врозь. Да и ходит ли она? Муж с сыном лежат рядом, у них хорошие могилки, приличные памятнички. «Мы отдохнем», – говорит она им, стоя у оградки.

Дочь все никак не могла выйти замуж.

Сама она ушла из школы в шестьдесят. Так вдруг случилось. Встала утром по будильнику. Душ, чай крепкий. Но, когда стояла у подоконника, возникло такое необоримое желание никуда не идти. Остановило одно: неработающая дочь. В школу та идти категорически не хотела, а что можно уметь после педагогического? В ту минуту, когда матери так остро хотелось остаться дома, дочь крепко спала, она спала до двенадцати, до двух. Возвращавшаяся с работы мать часто находила ее еще в исподнем. Так бывало часов до пяти, пока кто-то из подружек не звал ее на чашку кофе или погонять в бильярд.

– Дай мне пару стольников, у меня только полтинник. – Это их обычный разговор.

Великовозрастная девица сидела на шее матери, презирая ее, училку, всей душой: и мало зарабатывает, и одевается ни во что, и вообще: «Как можно так жить?»