Андрей Жвалевский - Время всегда хорошее

— Ну, ругать будут!

— Пусть ругают! Поругают и отстанут!

Возразить было нечего. Хотя очень хотелось.

Я понял, что завидую Женьке. Вот я очень не люблю, когда меня ругают. Не потому, что папа с мамой меня ругают, — честно говоря, они дома редко бывают. Просто не люблю, и все. Тут я вспомнил просьбу бабушки Архипыча.

— А тебя бабушка домой ждет, — мстительно сказал я. — Волнуется.

Женька тут же дернулся, чтобы слезть, но удержался. Только девчонки бегут домой по первому зову. Мы еще немного поболтали, но минут через пять Архипыч небрежно сказал:

— Проголодался я что-то. Пойду перекушу! Пока.

— Пока, — ответил я.

Женька лихо спрыгнул на землю и пошел неровной походкой — как будто ему очень хочется побежать, но надо сдерживаться.

Через пару метров он все-таки не выдержал и припустил бегом. Я слез в середину груши и еще немного посидел. У меня на шее, на одной ленточке с ключом, болтались старые папины часы, так что я мог следить за временем. Папа из своего обкома раньше девяти не придет, мама и того позже — она в вечерней школе работает.

Но скоро стало совсем скучно, и я поплелся домой. Вдруг я сообразил, что не сказал Женьке одну очень важную вещь, похолодел и бросился в подъезд изо всех сил.

Как бешеная пуля, я взлетел на свой четвертый этаж, быстро открыл дверь и схватился за телефон. На сей раз трубку взял сам Женька, и это было кстати.

— Ты только никому не говори, что я тебя про собрание предупредил! — выпалил я.

— Почему?

— Мне сказали, чтобы… что это должно стать для тебя…

Я попытался вспомнить слово, которое употребила Васса, но не смог.

— Ну, в общем, неожиданно должно быть!

— Хорошо, не скажу! Пока.

Я положил трубку и немножко посидел. Меня все еще немного подташнивало. Неожиданно входная дверь распахнулась — я даже вздрогнул. На пороге стоял папа, но заходить не спешил.

— Что это? — строго спросил он, указывая на замок с наружной стороны.

Я промолчал. Вопрос, как говорит мама, риторический. В замке торчал мой ключ вместе с ленточкой и привязанными к ней часами.

— Хорошо, что я пораньше домой пришел, — папа достал ключ из двери, вошел и прикрыл дверь за собой. — А если бы какой-нибудь вор?

По тону было понятно, что папа настроен на долгий рассказ про всякие важные вещи. Нужно было срочно что-то делать.

— Извини, папа! Я просто задумался, мне завтра про бойкот Олимпиады на политинформации надо рассказать, а я не все понимаю.

Папа сам заядлый рыбак, но тут он клюнул не хуже какого-нибудь ерша.

— А что там не понимать? — он сел в кресло, отложил ключ в сторону и принялся снимать ботинки.

— Ну вот почему США не хотят ехать на Олимпиаду? Боятся проиграть?

— Да нет, — усмехнулся папа, — тут все сложнее. Помнишь, мы про «холодную» войну говорили?

Я кивнул. От сердца отлегло — папа пошел по новым рельсам.

— Так вот, в этой войне все средства хороши…

Следующий день прошел в кошмаре. На форуме творилось что-то невообразимое, сканировались и скачивались разные экзаменационные билеты чуть ли не двадцатилетней давности, ответы к ним, а толку?

Вызывает меня историк.

— Воробьева, к доске!

— Куда?

— К доске. А ты что думала? А на экзамене как ты отвечать будешь?

Я встала и пошла к доске. Жуть как мне было страшно.

— Телефон положи!

— Что?

Только тут я обратила внимание, что сжимаю в руке комик, как спасательный круг.

— Положи, положи, — сказал историк. — Он тебе не понадобится.

Я оставила комик на парте и поняла, что чувствую себя раздетой. Стою одна, на меня смотрит класс. Кто эти люди? Что я о них знаю?

— Ну, давай, тяни билет, — говорит историк.

— Что? — у меня от ужаса во рту пересохло.

Смотрю, а у него на столе бумажки какие-то разложены. Я вытянула первую попавшуюся, прочитала вопросы.

— Ну, рассказывай.

И тут я поняла, что никогда в жизни не сдам этот экзамен. Я помню параграф учебника, я помню вопросы в конце, я помню, мы на компах самостоялку делали, и помню, что в первом вопросе правильный ответ первый, а третий вопрос самый сложный, и там правильного ответа нет, нужно было поставить галочку в клеточке «нет верного ответа». Но я вообще не помню о чем там речь! Что-то про греков, что-то про Геракла… Он был крутой. Всё.

Я беспомощно смотрела на учителя. Учитель выжидающе смотрел на меня. В классе стояла тишина. Такая, как в наушниках, когда ничего не играет. Мертвая, ватная тишина. Я попятилась к доске, мне очень захотелось сейчас сказаться больной. Упасть в обморок, забиться в судорогах… Но я отстояла молча еще пару минут. Историк сжалился: