Йозеф Шкворецкий - Семисвечник

Для нас жизнью, для них – смертью. Чем больше наша музыка их раздражала, тем упорнее мы ее играли. Падди связался с джазовым королем чешской провинции Камилом Людовитом, который в свое время прославился тем, что с забинтованным пальцем смог «обслуживать пулемет рояля» на гала-концерте в пражской «Люцерне» (как выразилась тогдашняя импрессионистская джазовая критика), – и прославленный Фрицек Шварц, его первый альт-саксофонист и аранжировщик, написал для нашего оркестра специальную версию «Сент-Луис-блюза», предназначенную для кульминации первого концерта оркестра в городском театре в К.

Мы боялись, что концерт сорвется, но все же он в конце концов состоялся.

Против нас сговорились все «сильные мира сего» в местечке: директор гимназии и председатель родительского совета, регирунгскомиссар Кюль, окружной руководитель «Влайки» [30]и постоянный автор «Арийской битвы» пан Бронзорып. Но главным нашим врагом был пан Чермак, ставший Тшермаком, директор государственной реальной гимназии, восторженный почитатель апостольской личности Эмануэля Моравиа и суровый страж нового порядка. Этот энергичный педагог, входя в класс, выбрасывал руку в арийском приветствии; при этом все должны были мгновенно встать по стойке «смирно» и, по возможности, щелкнуть каблуками; так же должны были приветствовать учеников все педагоги, в том числе и достопочтенный пан Мелоун перед уроком закона Божия. Преподобный отец, который, вопреки своей фамилии, [31]вовсе не был глуп, ловко превратил арийский жест в размашистое папское крещение и держался при этом не по-земному свято, так что даже солдафонский ум чехогерманца не решился протестовать.

Новоевропейские требования пана Тшермака не встретили понимания в учебном заведении. В этом отношении легендарным стал сбор металлолома, из которого должно было коваться оружие против большевистских орд на Востоке, как выразился пан директор по школьному радио. В каждом классе были назначены сборщики; итог их деятельности к концу первой недели был равен нулю, что заставило пана директора лично обойти все классы с арийским приветственным жестом и в сопровождении гимназиста с ведром для цветного лома. В шестом классе случился конфуз. После горячей призывной речи главного педагога – окрошки из угроз, кристальной глупости и чистого фанатизма в духе фантазий Босха – встал Франта Юнгвирт, пианист нашего оркестра, с громким всхлипом вытащил из ручки крепко засаженное перышко и бросил его в подставленное гимназистом ведро – как свой вклад в ковку оружия против большевистских головорезов. Это вызвало у пана директора сильнейший приступ ярости, который, к счастью, вылился для Франты Юнгвирта всего лишь в двухнедельный карцер.

Особую неприязнь питал директор Тшермак к нашему оркестру, ибо смутно (однако верно) полагал, что его члены стоят за теми неприятными сюрпризами, с которыми он время от времени сталкивался. Однажды утром, например, он до смерти перепугался, когда после своих сновидений, то великогерманских (где его награждали щитом Святовацлавской орлицы – самое большое из его земных чаяний), то коллаборационистских (где возникала виселица), он вдруг увидел на фоне хмурого осеннего неба за окном косматую гориллу, злобно глядевшую на него своими маленькими глазками: она как будто собиралась выбить стекло и броситься к нему на постель. Эта выходка действительно была на совести нашего оркестра: гориллу мы нашли в кабинете природоведения, а к окну пана директора спустили ее ночью на бельевой веревке из окна четвертого «Б».

У пана директора Тшермака имелся такой же образцовый арийский сын, особенно блиставший в немецком языке, в латыни и в шпионаже, и с ним случилась неприятность другого рода. Подающий надежды деятель «Куратория» гулял в один прекрасный день в парке, наслаждаясь иллюстрированным репортажем «Das Ende eines bolschewistischen Panzers» в журнале «Сигнал». И среди этой идиллии на него вдруг напали какие-то люди в масках, сунули в рот кляп, и в кустах за памятником Карелу Гинеку Махе [32]он был в местах видимых и невидимых лишен волосяного покрова. Потом его привязали к дереву и оставили на произвол судьбы, причем к дереву напротив нападавшие прикрепили большое кухонное зеркало. Многочасовое разглядывание себя в этом безобразном состоянии вызвало в сыне директора такое отчаяние, что, когда ему в конце концов удалось выпутаться, он без колебаний использовал веревку, которой был связан, для попытки самоубийства через повешение. Но он выбрал слишком слабую ветку, и та под ним обломилась. Этого оказалось достаточно, чтобы отказаться от самоубийства, и в вечерних сумерках он украдкой пробрался в гимназию. Сразу после этого в гимназию спешно прибыл театральный парикмахер Каванек с большой сумкой. На следующий день Адольф Тшермак явился в школу в кучерявом парике. Кристина Губалкова, в притворном восхищении его кудрями, запустила в них свои нескромные пальцы, что закончилось для сына директора очередным унижением. Адольф Тшермак, наушник «Куратория», сын директора и образцовый ученик, был вынужден на месяц заболеть, пока состояние его волосяного покрова не позволило ему пребывать среди шестиклассников.